Жить

Который день я ходил сам не свой. Рассеянный, погруженный в собственные мысли. Я не мог думать ни о чем, кроме как о злополучных кислородных баллонах, которых катастрофически не хватало. Вечером накануне дня встречи с поставщиком я зашёл в палату к пациенткам, пожилые женщины, одна очень напоминала мою мать. Я сел на край кровати, опустил голову и теребил краешек накрахмаленного пододеяльника. Мне трудно было посмотреть ей в глаза и произнести в слух то, о чем она подозревала. Другие обитатели палаты уже спали. Милая старушка накрыла мою руку шершавой ладонью. Она все поняла по моему лицу, прочитала во взгляде. Я все еще не нашел сил взглянуть женщине в глаза, зная, что ничего не могу для неё сделать. Миниатюрная аристократичная дама добродушно с материнским теплом и заботой глядела на меня почти прозрачными глазками. Наверное, когда-то давно они сияли, словно голубое бездонное озеро на солнечном свете. Седые длинные волосы, забраны в тугой пучок у основания шеи. Впалые щеки и чуть дрожащая нижняя губа. Мама, наверняка, выглядела бы также в ее возрасте. Голубые глаза тоже поблекли бы, но не потеряли бы задорного блеска, жизнелюбия и тихого спокойствия. Раньше стоило заглянуть в родные глаза и становилось так хорошо. Все проблемы тут же становились игрушечными. Мама жизненные трудности воспринимала с пониманием и стойкостью. Я всегда по-доброму завидовал этому свойству. Вот бы хоть на минуточку заглянуть в ее глаза и ощутить покой и тепло. Как же мне тебя не хватает, мамочка! Как бы ты мне сейчас помогла! Совсем не важно, сколько тебе лет. Для родителей мы навсегда дети. Я перестал быть ребенком, когда ушла мама. Отца с нами не было на момент страшных событий уже пять лет. Никогда не был маменькиным сынком. Довольно рано стал самостоятельным и съехал от родителей. Начал строить свою взрослую жизнь. Но при трудностях всегда приходил домой. Место силы. Стоило просто прийти, побыть немного с мамой в молчаливом диалоге взглядами, покурить с отцом в кухне, тоже молча и услышать его коронное: «Ну чего раскис то, сынок? А?!». И всё сразу становилось не таким уж и сложным. Сразу находилось решение проблемы. Каждый раз выходя из подъезда старой пятиэтажки, где жили мои старики, где я провел детство, я дышал иначе, полной грудью. Воздух казался бодрящим, походка уверенной, трудности всего на всего легкими препятствиями.

Ну вот, ударился в воспоминания, расчувствовался. Старушка, очевидно, заметила и более настойчиво сжала мою руку. Потом тихонько заговорила, так чтобы не разбудить соседок по палате:

– Не терзайся, все равно нам недолго осталось, – я тяжело вздохнул, а она продолжила совсем тихо, шепотом. – Мне внучка номер записала, сказала, тут могут помочь. Мне он ни к чему, а тебе пригодится. Не сейчас, так потом. Попробуй, вдруг сработает.

С этими словами женщина протянула мне аккуратно сложенный вдвое клочок бумаги с телефонным номером. Я позвонил тут же, как вернулся в кабинет. Я не верил в чудо, но решил попробовать, терять то нечего. Когда человека загоняют в угол, он пробует даже самые нелепые методы борьбы со своими проблема. Я настроился любой ценой вырвать законные двадцать баллонов, которые задолжал поставщик. Я просто не имел права опускать руки, пускать дело на самотек и ждать, пока бедные старушки умрут на больничных койках моей больнице. На их долю итак пришлось достаточно ужасов. Я знал историю каждой, привязался к ним и не мог так просто отпустить в лапы смерти.

После нескольких длинных гудков, на том конце провода ответил уставший женский голос. Я кратко обрисовал ситуацию. Разговор не сулил ничего определенного и прошел скомкано. Говорил в основном я, девушка не задавала встречных вопросов. Она молча выслушала, продиктовала адрес электронной почты, попросила выслать документы и сказала, что возьмётся. Я ненавязчиво и несколько виновато сообщил, что встреча с поставщиком завтра днём. Она только попросила адрес. Странный разговор, не понятно во что я ввязался. Мне пришлось положиться на одно лишь краткое слово: «Возьмусь». Оставалось только наедятся, что девушка не подведет.

Помимо страха, что она ничем не сможет помочь, присутствовал также страх, что меня подставили. При новом жизненном укладе, не составляло труда нажить себе проблем на каждом шагу. Когда я набирал неизвестный номер, я, конечно, все это понимал. Девушка вполне может оказаться агентом, который отслеживает бунтарей и нарушителей. И завтра на встречу ко мне прибудет не подмога, а наряд полиции. Потом суд, потом меня сошлют на тяжелые работы в какую-нибудь шахту или нефтяную вышку на север. Больше я никому не смогу помочь, спасать моих пациентов станет некому.