Жить, чтобы рассказывать о жизни

Из-за железной цензуры мы не узнали правды. А у меня тогда не было времени, чтобы вообразить все это. Хуан Лопес, лучший местный музыкант, уехал, чтобы не возвращаться с той черной ночи. Мы попросили в гостях у Пабло, его старшего брата, спеть, и он нам ответил с невозмутимой простотой:

— Больше никогда в моей жизни я не стану петь.

И тогда мы узнали, что не только он, а все музыканты городка спрятали свои аккордеоны, барабаны, гуачараки и не пели больше из-за траура по своим убитым. Это было оправданно, и сам Эскалона, всеобщий учитель, и Сапата Оливейя, который стал всеобщим врачом, не добились, чтобы кто-нибудь спел.

К нашей просьбе присоединялись соседи со своими доводами. В глубине души музыканты чувствовали, что скорбь не может длиться бесконечно.

«Это как умереть вместе с мертвыми», — сказала одна женщина, которая носила в ухе красную розу. Люди ее поддержали. Тогда Пабло Лопес вынужден был усмирить боль и, не сказав ни слова, вошел в свой дом и вернулся с яккор-деоном.

Пел он, как никогда, и пока он пел, стали приходить другие музыканты. Кто-то открыл магазин напротив и угостил выпивкой за свой счет. Другие открывали настежь дома после целого месяца траура, включились огни. Постепенно запели все. На безлюдную площадь вышел первый за весь месяц пьяный и начал горланить песню Эскалоны, посвященную самому Эскалоне в честь его чуда возвращения к жизни.

Жизнь продолжалась в мире. И через два месяца после отказа в издании рукописи я узнал, что Хулио Сесар Вильегас порвал с издательством «Лосада» и его назначили представителем Колумбии в издательстве «Гонсало Порто», продающим в рассрочку энциклопедии, научные и технические книги. Вильегас был мужчиной очень высоким и очень сильным, очень изворотливым в опасностях настоящей жизни, чрезмерным потребителем самого дорогого виски, салонным краснобаем и баснописцем. В вечер нашей первой встречи в президентском номере люкс гостиницы «Прадо» он вышел, шатаясь, с кейсом коммивояжера, набитым рекламными брошюрами и образцами иллюстрированных энциклопедий и книг по медицине, праву и инженерному делу издательства «Гонсало Порто». После второго виски принял меня в продавцы книг в рассрочку в провинции Падилья, от Вальедупара до Куахиры. Моего дохода в двадцать процентов наличными мне должно было хватить, чтобы жить без тревог после оплаты моих расходов, включая гостиницу.

Это поездка, которую я сам сделал легендарной из-за моего неисправимого недостатка взвешивать вовремя прилагательные. Легенда в том, что поездка была спланирована как мифическая экспедиция в поисках моих корней на земле моих предков по романтическому маршруту моей матери, ведомой своей матерью, чтобы спрятать ее в надежном месте от телеграфиста из Аракатаки. Правда заключалась в том, что моя поездка была не одна, их было две — коротких и ошеломительных.

Только во второй поездке я вернулся в селения вокруг Вальедупара. Один раз я проехал до конца Белы по маршруту моей юной, влюбленной матери, но побывал только в Манауре де ла Сьерра, в Ла Пас и в Вильянуеве, в нескольких лигах от Вальедупара. Я так и не познакомился тогда ни с Сан Хуаном де ла Сесаром, ни с Барранкасом, где поженились бабушка с дедушкой, и где родилась моя мама, и где полковник Николас Маркес убил Медардо Пачеко; не узнал и Риоачу, которая являлась основой моего рода до 1984 года, когда президент Белисарио Бетанкур послал из Боготы группу приглашенных друзей начать разработку железных рудников.

Это была первая поездка в мою воображаемую Гуахиру, которая мне показалась настолько мифической, насколько я ее описывал столько раз, не зная ее. Думаю, что она была такой не из-за моих ложных воспоминаний, а из-за воспоминаний индейцев, купленных моим дедушкой, по сто песо за каждого, для дома в Аракатаке. Самое сильное впечатление я испытал с первого взгляда на Риоачу, город песка и соли, где возникла семья моих прародителей. Где моя бабушка видела, как святая дева де лос Ремедиос гасит печь холодным задуванием, когда хлеб чуть не сгорел, и где мой дедушка устраивал свои войны и пережил тюрьму из-за преступления от любви, и где был зачат я моими родителями в медовый месяц.