Жить, чтобы рассказывать о жизни

Альваро Сепедо Самудио вытащил меня из депрессии своей старой идеей превратить «Эль Насьональ» в современную газету, которую он научился делать в Соединенных Штатах. До тех пор, помимо его нерегулярного сотрудничества в «Кронике», которое всегда было литературным, ему удавалось применить свою степень Колумбийского университета для выпуска маленьких экземпляров, которые он отправлял в «Спортинг ньюс» Сент-Луиса, Миссури. Наконец в 1953 году наш друг Хулиан Дэвис Эчандия. который был первым руководителем Альваро, позвал его, чтобы он взял на себя полностью управление его вечерней газетой.

В «Эль Насьональ» сам Альваро внес беспорядок своим астрономическим проектом, который он представил по возвращении из Нью-Йорка, но однажды он позвал меня, чтобы я помог ему наполнить его содержанием, без определенного звания и обязанностей, но с первой зарплатой, выплаченной авансом, которой мне хватало, чтобы жить, даже не получая ее полностью. Это была смертельная авантюра. Альваро сделал полный проект по образцам Соединенных Штатов. Как Господь Бог на своих небесах оставался Дэвис Эчандия, предтеча знаменательных времен и местной сенсационной журналистики и человек, меньше всего поддающийся разгадке из всех, кого я знал, добрый от рождения и больше сентиментальный, чем чувственный. Остальные в штате — большие передовые журналисты, прекрасного урожая, все друзья между собой и коллеги многие годы.

В теории каждый имел свою очень определенную сферу, но за ее пределами никогда не было известно, кто что делал, чтобы этот огромный технический мастодонт не смог сделать даже первого шага. Несколько номеров, которые все же вышли, были результатом героического акта, но никогда не было известно чьего. В час начала печати тиража печатные пластины были перемешаны. Исчезал срочный материал, и мы, добряки, сходили с ума от бешенства. Я не помню ни одного раза, когда ежедневник вышел бы вовремя и без исправлений из-за таившихся у нас в мастерских нечистых Духов. Никогда не было понятно, что произошло. Объяснение, которое прижилось, было, возможно, менее порочным: некоторые закоснелые ветераны не смогли пережить новый режим и единодушно вошли в сговор до тех пор, пока им не удалось разрушить предприятие.

Альваро ушел, хлопнув дверью. У меня был договор, который являлся порукой в нормальных условиях, но в худших условиях оказался смирительной рубашкой. Мечтающий получить какую-либо пользу от потерянного времени, я попытался, бегая от машинки, напечатать какую-нибудь подходящую вещь из незавершенных, которых у меня много оставалось от прежних попыток. Отрывки из «Дома», пародии из кровожадного Фолкнера, автора «Света в августе», из «Дождей из мертвых птиц» Натанаэля Готорна, из полицейских рассказов, которые мне были уже противны своей повторяемостью. Я оставил их плыть по собственному течению в моем бесплодном офисе, где не было ничего более, кроме разваливающегося письменного стола и печатной машинки на последнем издыхании, пока не пришел одним махом к итоговому заголовку: «День после субботы». Один из немногочисленных моих рассказов, которыми я остался доволен с первого же варианта.

В «Эль Насьональ» ко мне обратился один бродячий продавец ручных часов. У меня никогда не было ни одних, по очевидным причинам тех лет, и те, которые он мне предлагал, выглядели броско роскошными и дорогими. Сам продавец признался мне тогда, что он был из коммунистической партии, уполномоченный продавать часы как крючок, чтобы ловить на удочку налогоплательщиков.

— Это как купить революцию в рассрочку, — сказал он. Я ответил ему добродушно:

— Разница в том, что часы мне дадут сейчас же, а революцию — нет.

Продавец не очень хорошо принял мою шутку, и я в конце концов купил часы очень дешевые, только чтобы доставить ему удовольствие, и в рассрочку на несколько месяцев. Это были мои первые часы, настолько точные и надежные, что я все еще их храню как реликвию тех времен.

В эти дни вернулся Альваро Мутис с новостью о необъятном бюджете его проекта в области культуры и скором появлении журнала «Лампара», его литературного органа. Прежде его приглашения к сотрудничеству я предложил ему внештатный проект: легенду о Ла Сьерпе. Я подумал, что если однажды захочу рассказать о ней, это должно быть повествование не через какую-то риторическую призму, но избавленное от коллективной фантазии, как оно было на самом деле: географическую и историческую правду. То есть наконец большой репортаж.

— Делайте то, что вас выведет туда, куда вы хотите, — сказал мне Мутис. — Но сделайте это так, чтобы это была атмосфера и стиль, который мы ищем для журнала.