Жить для возвращения

Последние 2–3 года писал мало. Во-первых, журналы еле-еле сводят концы с концами, а издавать книги теперь можно в коммерческих издательствах, но для этого нужны такие деньги, которых у нас отродясь не водилось. А во-вторых — болезни. В середине 93-го Зиночек лег в больницу на операцию аденомы. Тут выяснилось, что он на ногах перенес обширный инфаркт задней стенки сердца, не заметив его. Это была его особенность, может быть, связанная с тем глубоким обморожением на Новой Земле, — самые серьезные заболевания не вызывали типичных в таких случаях болезненных ощущений. Операцию отложили на полгода, поскольку неизвестно было, когда именно произошел инфаркт. Это время Зиночек использовал на то, чтобы работать над воспоминаниями, которые он понемножечку писал уже несколько лет. Две большие кипы этих рукописей лежат по обе стороны от его машинки, но у меня пока нет никаких душевных сил начать их читать. А вот сейчас я взяла одну кипу, стала перелистывать — а там такое вот стихотворение:

Сочинилось…

Все мы, от младенца до старушки,
Так уже сложилось-повелось,
«Пролетая над гнездом кукушки»,
Задаем ей каверзный вопрос:

Дескать, посчитай нам, чудо-птица,

Сколько зим и весен, сколько лет
На земле нам выпало резвиться?
Не скупись на годы, дай ответ.

И она старается, вещунья,

Дарит щедро сонмище годов.
Но святую истину ищу я
У бессмертных греческих богов.
                 1
Во Элладе, на Олимпе,
На пирах витийствуя,
Зевс затеял свои Игры,
Как бы Олимпийские.

Он сожительствовал с Герой,

Дрался с Немезидою
И блудил со всякой стервой,
В том числе — с Фемидою,

С той богинею пророчеств,

Горьким чьим усладам,
Хочешь ты или не хочешь,
Покоряться надо.

Отшумели все напасти,

Драки, дрязги, войны…
От божественной той страсти
Народились мойры.

Девки выдались на славу,

Телом взяли, ростом,
Но найти на них управу
Было, ох, не просто!

Мать ворчала: «Ну, неряхи,

Плетка по вам плачет!
Ничего, пойдете в пряхи,
В пролетарки, значит!»

И на греческой «Трехгорке»

В праздники и будни Жребий,
сладкий или горький,
Мойры пряли людям.
                 2
От субботы до субботы,
Хоть ты смейся, хоть ты плачь,
Ниточку тянула Клото
Заунывно, как скрипач.

До грудей с балкона свесясь,

Пряжу в пальцах теребя,
Выбирала нить Лахесис
Для меня и для тебя.

А в конце — нехитрый фокус:

Теша собственный каприз,
Ножницы брала Атропос —
И рвалась и нить, и жизнь…

Снимет мойра свой передник,

Мусор выметя метлой,
Мойра — преданный посредник
Между Небом и Судьбой.

Ткут-прядут. В движеньях точность,

И без всякой ворожбы
Проверяют нас на прочность
Натяжением судьбы.

В повседневности запарке

Ни присесть, ни отдохнуть,
Притомится мойра-парка —
И хана кому-нибудь!

Поперечишь им едва ли,

Коль у них такая власть.
…Мойры пряли — и устали,
И не стали дальше прясть…

Ноябрь 1995 г.

А под этим стихотворением его рукой, не на машинке, приписано: «Сочинилось в кардиологическом отделении, оформилось уже дома, через много месяцев. И о смерти, пожалуй, не думалось, просто очень взгрустнулось в какой-то момент и оказалось, что надолго. Ну и ладно, махну на хвори культей!»

А ведь когда мне показывал, то сделал вид, что сочинил вот только сегодня, да и показывал другой экземпляр, без этой приписки. Щадил меня.

Теперь я уже понимаю, а тогда, в 95-м, только догадывалась, что Зиночек предчувствовал скорый конец. А все равно продолжал жить как прежде! И отмахивался от всех предупреждений врачей.