Жить и помнить

Но твердых планов и намерений у Алексея Митрофановича в отношении Курбатовой еще не было. Человек осторожный, он с бухты-барахты ничего не решал. Семь раз отмерь — любимая его поговорка. Все же он чувствовал, что его все больше и больше влечет к себе скромная, просто, но со вкусом одетая женщина. Курбатова всегда внимательно, без иронии слушала его, и Алексею Митрофановичу казалось, что и она питает к нему если не симпатию, то, во всяком случае, уважение. Такая женщина не чета Полине.

Вот почему инцидент со стихами Маяковского, разыгравшийся в присутствии Курбатовой, больно подействовал на Алексея Митрофановича. А вдруг в глазах Екатерины Михайловны он предстал не в лучшем виде?

В свете таких мыслей поведение воркутинцев казалось ему особенно возмутительным. И в своей записной книжке против их фамилий Осиков сделал жирную пометку:

«Нигилисты».

4. Нигилисты из Воркуты

Шахтеры из Воркуты, конечно, не были ни стилягами, ни нигилистами, ни тем более каторжниками, как считал уважаемый товарищ Осиков. Были они простыми рабочими парнями. Хорошими парнями!

…Есть на полпути между Курском и Белгородом маленькая железнодорожная станция и поселок с чудесным веселым названием — Солнцево. Если вы сойдете с поезда и направитесь от станции к поселку мимо мельницы, мимо почты и Дома колхозника, через базар с его ларьками, киосками, навесами и воробьями, нахально шастающими под возами, то очутитесь на кривобокой улочке с белыми домишками в три окна, окруженными садиками, в которых вишни, черемуха и провинциальная персидская сирень цветут не ради меркантильных интересов, а исключительно для красоты и благолепия.

Жили на улочке по соседству два сверстника, два дружка — Васька Самаркин и Федька Волобуев. Знало их все Солнцево. Вместе носились они с рогатками по пыльным улицам поселка, вместе лазали по соседским огородам и садкам, вместе ходили по двадцать раз смотреть кинокартины о Чапаеве, о войне, о народных мстителях и отважных разведчиках.

Вместе однажды сели за стол и с особым старанием, по нескольку раз переписывая набело, сочинили заявления в комсомольскую организацию школы:

«Прошу принять меня в ряды ленинского комсомола. Буду с честью носить высокое звание комсомольца, отдам все силы за дело Коммунистической партии, за построение коммунистического общества в нашей стране».

Может быть, вкладывая в привычные правильные слова свое собственное молодое чувство любви, верности и готовности отдать Родине все, даже жизнь, они вспомнили своих отцов, сложивших головы на поле боя в минувшую войну.

После восьми классов Федя Волобуев и Вася Самаркин пошли работать в мастерскую, где ремонтировались сеялки, прицепные плуги, бороны, веялки и прочая малая сельскохозяйственная техника. Теперь не без важности ходили они в измазанных рабочих ватниках, лихо сплевывали через зубы, курили «Беломор», солидно рассуждали об «авансах», «под расчет», «премиальных» и тому подобных вещах.

С годами определеннее стали проявляться и особенности их характеров. Федор Волобуев был степенный, положительный и, пожалуй, несколько флегматичный. Что же касается Василия Самаркина, то и в юношеские годы сохранил он озорную детскую непосредственность, живость языка и глаз. Ростом был пониже Федора и щуплее на вид, что с лихвой, впрочем, возмещалось бойкостью характера. Выл он и спорщик, и пересмешник, а если за дело, то мог под горячую руку, как сам выражался, и блямбу приварить.

Пришел срок — и отправились дружки служить в армию. Впервые военная несговорчивая судьба развела их — как в песне — в разные стороны. Волобуев очутился в прославленной танковой дивизии. Письма домой писал часто и обстоятельно. Были они увесисты и неторопливы, как и он сам. Подробно описывал Федя, сколько раз в день и чем именно их кормят, какие выдали сапоги, не боящиеся ни воды, ни холода, и как долго подбирал старшина ему шинель по росту. Однажды целое письмо посвятил описанию того, как на первомайский праздник их возили в Москву, в Центральный театр Советской Армии, подробно изложил содержание спектакля «На той стороне» и даже программку вложил в конверт.

Писал он и о том, какие славные, компанейские ребята в их взводе, как похвалил перед строем его сам командир роты за успехи в боевой и политической подготовке и он по-уставному на весь плац гаркнул: «Служу Советскому Союзу!»

Что же касается Василия Самаркина, то он попал в часть, о которой ничего не было известно, кроме номера ее почты. По этой ли причине или, может быть, просто по легкости своего характера, Васька родных письмами не баловал, писал редко и коротко: жив, здоров и вам того желаю. Общий привет. И — точка!