Жить! Моя трагедия на Нангапарбат

В этой аптечке у меня только одна иголка. Эта – на случай форс-мажора, остальные в Четвертом лагере! Я роюсь в другой аптечке, даю Тому четыре пакетика по 400 миллиграммов дексаметазона. Доза большая, но как раз для его веса. Я стараюсь следовать советам, которые дал мне мой врач перед тем, как я отправилась в эту экспедицию.

Мы меняемся перчатками. Томеку уже не так холодно. Начинаем обратный путь. Ему чуть легче дышать, но по-прежнему трудно оставаться в маске. Нужно как можно скорее спускаться ниже. Это сейчас важнее всего.

Что с Томеком? Сильный приступ горной болезни, отек легких? Точно сказать не могу, но ему очень плохо. Когда кровеносные сосуды жизненно важного органа, такого как легкие или мозг, отекают, давление в них увеличивается, начинается утечка плазмы, жидкой части крови. Это приводит к коме. При отеке легких они заполняются жидкостью. При отеке мозга разрушается нервная система. Если начинается отек, нужно немедленно спуститься как можно ниже, надеясь, что еще не слишком поздно, ведь если процесс не остановить, легкие или мозг погибнут. У нас нет дополнительного кислорода, который мог бы замедлить повышение давления и приток жидкости в легких Тома.

Я подталкиваю его, подбадриваю, борюсь. Мы должны спуститься, должны бежать отсюда. Я все время говорю с Томом. Не знаю, пронимает ли он меня, слышит ли вообще. Кажется, он настолько погрузился в свои мысли, что даже не чувствует боли. А ведь еще несколько часов назад мы были полны радости…

Я контролирую каждое его движение и каждое свое. Я постоянно верчу головой: вверх – вниз, вперед – потом на Томека, и снова… Действую как автомат.

Единственное, что поддерживает меня, – мантра, которую я твержу без остановки: спуститься в Четвертый лагерь, спуститься в базовый лагерь, живыми вернуться домой. Я хочу, чтобы Томек снова увидел Анну, хочу обнять своего мужа. Цель кажется такой далекой, но это единственное, что заставляет меня двигаться вперед теперь, когда все пошло не так.

Я направляюсь в кулуар, по которому мы будем спускаться. Вбиваю зубья кошек. Чтобы направлять Томека, я протягиваю палку назад, и он цепляется за нее. В другой руке я держу ледоруб. Этот инструмент – единственное, что поможет нам удержаться, если Томек поскользнется. Веревка была бы гораздо удобнее и практичнее. Но у нас не было ни одной причины брать ее с собой. Разве что на всякий случай.

Я понимаю, что мы больше не идем по своим следам, которые оставили во время подъема. Мы миновали смешанный участок у входа в кулуар. Дельше идем по льду. Продвигаемся довольно медленно, но в целом дела идут неплохо. Я подбадриваю Тома как могу.

Но он почти не отвечает, изредка произносит только «да» или «нет».

Я вбиваю ледоруб в твердый снег. Вбиваю зубья кошек. Делаю шаг вниз. Том следует за мной, но у него нет ни ледорубов, ни кошек. Куда он их дел?

Склон становится более крутым. Между белыми стенами кулуара идти было спокойнее, но впереди нас ждет кромешная тьма. Выход из кулуара. Трудно хоть что-то рассмотреть впереди. Я сажаю Тома на большой камень. Ищу лучший вариант маршрута. Я помню, что в конце кулуара есть скалистый поперечный выступ. Мы должны свернуть, не доходя до него. Я снова доверяюсь своим инстинктам, через десять метров нахожу оптимальный путь! Я запоминаю стенку и как до нее дойти. Выключаю налобный фонарь, жду тридцать секунд, чтобы включилось ночное зрение. Теперь я вижу, что находится дальше. Отлично, пройдя вдоль этой стенки, мы выйдем на склон. Спешу обратно к Тому. Ноги горят, я задыхаюсь, не могу контролировать дыхание. Мне кажется, что сердце не выдержит нагрузки. Чтобы не терять времени, пытаюсь согреться, но медлить больше нельзя.

– Ну, Том, идем! Возьми мои палки и следующие десять метров иди с ними. Потом снова обопрешься на мое плечо.

Мы идем по твердому участку, подвергшемуся сильному воздействию ветра. Здесь полно больших и маленьких трещин, неровностей. Дальше начинается скально-ледовый участок. Иногда я прислоняю Томека к стене, чтобы он мог как следует опереться. Ему удается спуститься по твердому участку. Я все время иду рядом с ним. Мы продолжаем спуск, но все еще находимся очень высоко.

Я протягиваю ему руку, координирую все его движения во время нескольких следующих шагов. И мы преодолеваем эту опасную зону. Я вбиваю ледоруб до основания ручки. Я хорошо закрепилась. Снег здесь не такой тяжелый, и склон не такой отвесный. Мы продолжаем спуск, уже добрались до веревочных перил. Я полна оптимизма: через несколько часов мы уже будем в тепле, заберемся в спальники.

Ледяной ночной ветер заставляет действовать энергичнее. Я делаю большие махи руками, чтобы согреться. Интересно, какая сейчас температура, учитывая ветер? -50 °C, -60 °C или ниже? Жесткость погоды[6] ужасная. Никогда в жизни я еще не испытывала такого всепроникающего холода. Это едва можно вытерпеть.

– Том, ты как? Не слишком замерз?

– Замерз! Мне очень холодно!

Я энергично растираю ему спину.