Жить не дано дважды

Таня перелетела через ступеньки крыльца, задушила меня в объятиях. Обняла и замерла.

— Давай… поцелуемся…

Голос меня не слушался. Расцеловались. Расплакались. Рассмеялись. Вошли в освещенную комнату, снова обнялись.

— Вот мы и опять… вместе… — наконец заговорила я. — Где Максим?

Таня опомнилась, захлопотала.

— Помыться тебе надо!.. Вещи твои здесь… Скоро они вернутся… Вот мыло и полотенце…

Таня прижалась ко мне смуглым влажным от слез лицом.

— Олечка…

3.

Вот они — письма. Немного школьный, разбросанный мамин почерк; знакомый и незнакомый, отвердевший что ли, почерк Сережки. Я перебираю треугольнички, сворачиваю и разворачиваю их, так мне легче представить каждого. Прочитываю поочередно адреса. Заглядываю то в конец, то в начало писем. Стану читать одно, потом переметнусь к другому. Я не знаю, какому отдать предпочтение, и потому сама себя путаю.

В конце концов, замираю над Сережкиным письмом. Оправдываюсь тем, что мама — дома, а Сережка — на войне.