Жить не дано дважды

Вера улыбалась, а в темных глазах ее не пропадала грусть. Высокая — на полголовы выше мужа, статная, опрятная, от нее сразу стало светлее в комнате и уютней. Тем более уютней, что на улице задул холодный и мокрый ветер.

— Я вам и постель приготовила, Марина, — сказала Вера. — Погода разыгралась, не приведи бог.

После чая, когда Вера ушла спать, а мы со Степаном обсуждали, как начать разведку Григориополя, я спросила Степана: есть все-таки партизанский отряд поблизости или нет?

— Был, Марина, и нету больше.

Степан рассказал, что случилось с партизанским отрядом.

Отряд был небольшой, из местных жителей-энтузиастов. Сами собрались, сами и договорились, что и как. Собрали немного оружия — у кого что нашлось. Только не нашлось настоящего командира, с подпольем партийным не удалось связаться. Побродили по лесам и оврагам без дела, да и расползлись — чего слоняться зря. Затосковали по домам, по семьям. Остался Степан с горсткой товарищей — обидно было до слез, а ничего не придумали — последними ушли.

Я знала, такое иногда случалось в тылах, особенно в этих местах. Советская власть на основную территорию Молдавии пришла лишь в 1940 году, а в 1941 Молдавия уже была оккупирована немцами и румынами. Война на молодую Советскую республику обрушилась сразу, стремительно, население осталось в глубоком вражеском тылу. Вполне возможно, что не удалось здесь организовать крепкий подпольный центр, а с ним и партизанское движение, какими они были в других зонах оккупации — в Белоруссии, на Украине, в Крыму и других местах.

— Стыдно жить: Марина, — тяжело сказал Степан. — Соберемся дружки — мужики здоровые — отводим друг от друга глаза. Прятал у себя пленного, тот поправился, ушел куда-то. Подобрал раненого красноармейца, когда наши еще отступали, — умер, рана в живот была.

Девок в Германию в прошлом году забирали, мы их из-под носа у румын увели… Только все это не дело для меня. Вот я и обрадовался, когда Лиза сказала про тебя.

Степан молчал, улыбнулся:

— Ты мне приказывай, что надо, все сделаю… Мне ведь перед тобой, Марина, стыдно. Девочка ты — на такую опасность пошла, а я, как у Христа за пазухой, живу — и в ус не дую. Понимаешь ты меня?

Еще бы!.. Мне тоже вот было стыдно и больно, что кто-то умирает, а я ничего не делаю для Родины. Степана я понимала. Не понимала я Василия — наверное, это и невозможно, понять психологию предателя. Ну на что он рассчитывает?

На что? Ведь наши наступают! Неужели надеется, что Молдавию оставят по-старому румынам? Или надеется с ними уйти? Или думает отсидеться, оправдаться тем, что не выдал меня врагу? Так наши ему этой «доброты» не простят!

Степан словно подслушивал мои мысли, или думали мы одинаково. Он сказал:

— Вы, Марина, не судите о нас тут по Василию. Все они — кулацкая душа, при румынах жили зажиточно, им Советская власть ни к чему. Только Лиза у них человек, и та запугана. В батрачках у них всю жизнь. Муж ее — дружок мой. При нем они ее боялись трогать, а сейчас в страхе держат… Андрей, как наши отходили, с ними ушел. А я замешкался в дороге, в Кишинев ездил. Пока до дому добрался — наши далеко ушли. Теперь вот и стыдно — как им в глаза посмотрю, когда придут?

Мы долго молчали. Я уже собралась было идти спать, как Степан спросил:

— Расскажите, Марина, про армию. Провожал бойцов в петлицах, встречу в погонах…

И я стала рассказывать о Советской Армии. Чуть не до рассвета проговорила. А когда легла спать, вдруг представила себя на месте всех людей, оставшихся в оккупации, и мне стало страшно.

6.

Два дня спустя, когда я в сумерках пробралась к дому Степана, он встретил меня на пороге громогласным возгласом:

— А-а-а, М-мариночка, здравствуйте!

Как-то нелепо взмахнул руками, тоненько засмеялся.

Я отшатнулась.

— Да вы пьяны, Степан!

Сердце бешено заколотилось — только этого мне и не хватало.

— Пьян! — подтвердил Степан. — П-после купания!

К счастью, выбежала Вера.

— Входите, входите, Марина! — певуче скороговоркой заговорила она. — Не пьет ведь — скосило от полстакана. Сейчас я его крепким чаем отпою. И вы погреетесь с дороги.

— Погреетесь! — блаженно улыбаясь, подтвердил Степан. — Извините.

Вера быстро накрыла на стол, налила мне чая, а Степану одной черной заварки. Степан хлебнул, поморщился. Вера сурово сказала:

— Пей! Что Марина о тебе подумает?

— По-подумает, — согласился Степан и почти залпом опорожнил кружку крутого, черного кипятку.

Глаза его светлели, трезвели.

— С чего это вы, Степан, выпили?

— С купания! — откликнулась за него Вера. — Днестр переплывал!

Я ахнула:

— Это зачем же?!

— Затем, — сказал тихо Степан. — Невозможно пробраться к переправе. Я и поплыл — две зенитные точки засек…

Степан совершенно трезво выложил мне данные наблюдений. Очень ценные данные. Я взглянула на часы и помчалась на чердак: приближалось время связи с Центром. Данные Степана очень кстати.