Жить не дано дважды

Сумерки медленно-медленно сгущались и как-то внезапно превратились в ночь. Я почти потеряла ориентировку — в какой дом мы вошли. Низкие потолки, узкие окна, длинная комната, посреди накрытые столы, сдвинутые один к другому. Несколько офицеров, разбившись на группки, лениво переговаривались в ожидании ужина.

Не сразу разглядела в дальнем углу стола, затемненном абажуром, двух женщин. Одна сидела ко мне в анфас — крупная, с грубым красным лицом, с бесцветно-белыми перьями вместо волос. Правда, подробности разглядела чуть позже, а тогда увидела эти перья, намекавшие на принадлежность к женскому полу, и лейтенантские погоны. Другая — в легком темном платьице, волосы по плечам.

Обе, кажется, не заметили моего прихода. Были увлечены разговором.

Адлер что-то шепнул двум подошедшим офицерам по-немецки, и те загоготали. Я почувствовала себя чужой, неприкаянной. Хотелось плюнуть и уйти. «Держись, старшина Казакова, ты — на работе. Что растерялась перед надушенным скотством? Вспомни — грязные и вшивые, уносили ноги за Днестр. А эти еще, может быть, и не унесут своих вшей за Прут. Ты должна позаботиться об этом, старшина Казакова, агент номер тридцать один, по кличке «Маленькая».

Я тряхнула головой. Метнулись по плечам красивые густые волосы. Сделав восторженно глупое лицо, громко спросила:

— Герр обер-лейтенант, могу вас просить познакомить со мной присутствующих?

Офицеры рассматривали меня с неприкрытым любопытством.

— О-о! — протянул Адлер изумленно. — Зачем так официально, Шеня? И потом, я думаю, легче представить вас присутствующим.

Адлер взял меня за локоть, вышел на середину и по-немецки представил: Женя — дочь старосты из-под Харькова, бежала от большевиков и живет с братом в Ивановке.

Мужчины окружили нас. Женщины, любопытствуя, прервали разговор и повернули головы. Та, что в темном легком платье, со знакомыми, кажется, глазами. Глаза эти почему-то стали увеличиваться, увеличиваться — и вдруг метнулись в сторону…

Маринка!

— Вам, Шеня, я вижу, понравилась эта девушка? Хотите, подойдем?

— Нет, нет, — неторопливо сказала я. — Нет. Я ошиблась. Она очень похожа на мою харьковскую подружку. Такая же худенькая, темненькая, волосы до плеч. Такая, знаете ли, хохотушка была… Наверное, бедняжка, не успела уйти. Теперь уж ее замучили большевики. Раз жила в оккупации — значит, враг. Моих родителей тоже…

Теперь прилично умолкнуть, почтив молчанием память «родителей».

Маринка!

С кем она здесь? В качестве кого? Когда ее забросили в тыл?

— А кто эта девушка? — спросила я, отмолчав положенные минуты. — С кем она здесь? Почему сидит одна?

— Эта дефушк есть руссиш, — с трудом подбирал слова немец. — Эт-та дефушк есть арбайтеи куфня…

За столом я долго не решалась поднять глаза на Маринку, то есть Галю. Вспомнила Маринкину нерешительность, ее неверие в себя. Беспокоилась за нее…

Адлер усиленно подливал мне вино.

— Ой, ну что вы, Арнольд? Меня Федор разбранит, если я приеду пьяная!

— Не посмеет раз… разбри… раз…

Адлер так и не справился с трудным словом. Счастье, что он не забывал и себе подливать. Язык у него уже заплетался. Но глаза с трезвым вниманием следили за мной. «А что, если все это маскарад? — мелькнула тяжелая мысль. — Если это очная ставка с Маринкой?»

Невольно поднимаю глаза и встречаю спокойный Маринкин взгляд.

Улыбаюсь ей через стол и громко говорю:

— А знаете, вы удивительно похожи на одну мою подружку!.. Вас, кажется, Галя зовут?.. Так вот, Галя, вы очень похожи. Только ее Маринкой звали.

Маринка усмехнулась:

— А где теперь ваша подруга Маринка?.. Ах, да, вы что-то уже говорили…

— Да, я рассказывала — моя Маринка осталась в Харькове. Она была такая нерешительная. Не верила в себя. Вот и осталась. Наверное, ее уже большевики замучили…

— Конечно, замучили, — кивнула Маринка. — Если она осталась. Но она могла и уйти. Бывает, что человек внезапно обретает веру в себя… Ну, может, не до конца. Но верить начинает… так мой один знакомый говорил. Он тоже у большевиков остался.

— А вы откуда родом, Галя? Здешняя?

— Не-ет, — протянула Маринка. — Я тоже с Украины. Из-под Киева.

— Совсем одна?

— Совсем одна.

— А знаете что, Галя, приходите ко мне с братом. Вы мне очень понравились. Будем дружить?

Я протянула через стол руку. Маринка положила свою. Кто-то приподнял меня за плечи. Завели патефон. Танцевать не хотелось.

— Если разрешит герр комендант…

Герр комендант пьяно хохотнул. Пришлось идти танцевать.

Кто бы подумал, что танцы могут стать наказанием? Женщин было только трое, приходилось танцевать без передышки. «Кавалеры», основательно подвыпившие, носились оголтело под музыку, орали, наступали на ноги.

Я, наконец, вырвалась из чьих-то объятий и выскочила за дверь вздохнуть на свежем воздухе. Внизу под крыльцом вдруг раздался приглушенный стон — я отпрянула к двери. Напрасная тревога, кто-то освобождался от обильного ужина.

Я вернулась, чтобы как-то уговорить Адлера ехать домой.

Адлер спал, распластав руки по залитому столу. Вот и отлично.