Жить — не тужить

В одном монастыре был инок,
имел отношение к старцу,
любил часто к нему ходить
и во всем открываться.
Все открывал старцу,
а что самое нужное было,
то оставлял
и радовался своей удаче,
что старец его не обличает.
Все выслушивает, во всем
утешает, а в этом не поясняет,
что он от старца скрывает.
Старец-то понимает, только
время выжидает,
что дальше с ним будет.
Вот и прослыл инок
наружною своей
добродетелью
и старческой беседою
и был избран в настоятели.
Много у него братии, и все
по виду тихи и кротки,
и обитель
была прославлена.
Приходит настоятель
к старцу своему и говорит:
«А что, батюшка,
хороша моя братия?» —
«А тебе как кажется?» —
ему старец отвечает.
«Батюшка, обитель моя
хороша.
Так братия скромна,
так братия тиха, ни слова
не скажут, ни шагу
[не] шагнут без меня.
Они все делают по-моему,
а я их учу по-твоему».
Старец отвечал ему:
«Обитель твоя хороша-то,
хороша,
да растворены ворота,
приходят, по целому волу
уводят,
придут, отвяжут и уведут,
да и то твоя братия не видит.
Если волов уводят,
да не видят,
то что другое мелкое
могут видеть?»
Замолчал настоятель,
потупил глаза, повесил
голову и ничего не мог
ответить.

* * *

Смотрите – идет осень
и там и сям,
достанется и уткам, и гусям.
Гуси потащут, а утки
поплачут.
ТАК СТАРЕЦ ПРЕДСКАЗЫВАЛ
СВОЮ КОНЧИНУ

* * *

II часть Беседы и притчи

Лежа на одре болезни, он временем, по обычаю своему, шутил с окружавшими его монахами, сам пребывая в крайнем изнеможении, утешал малодушных или через силу проговоренным словом, или отечески ласковым взглядом, или прикосновением ослабевшей руки…

И так как старец часто недуговал, а совершенно здоровым и не был, то между близкими к нему на вопрос: «Как здоровье батюшки?» – сложился даже общий ответ: «Он веселенький».

* * *

Выходя в хибарку или возвращаясь оттуда через коридор, где в это время сидели на скамьях братия монахи в ожидании старцева приема и разговаривали между собою о нужном и ненужном, старец мимоходом скажет: «Народ! Не разевай рот», – давая тем разуметь, чтобы не празднословили и не праздномыслили. Наедине же с кем-либо из праздномысливших заметит иногда: «А ты бы, чем так-то сидеть, прошел бы четочку с молитвою Иисусовою». Если же старец замечал монахов, сидевших в бесполезной задумчивости, то останавливался по недосугу на краткое время и рассказывал какой-либо смешной анекдот, чтобы разогнать мрак уныния, вроде следующего.

Жил какой-то в монастыре иеромонах, который подписывал свое имя так: напишет сначала букву «ъ» (букву «ер». – Ред. ), затем добавит – «монах», и выходило – «ер-монах».

Или: какой-то настоятель поручил монаху одного мальчика, чтобы смотреть за его поведением.

Заметив, что мальчик опускает утренние службы, монах однажды спросил его: «Ты когда приходишь к утрене, что там поют?» – «Да там поют, – ответил мальчик, – Боже мой! Ах, Боже мой!» А в церкви по случаю великопостного времени пелось: «Заутра услыши глас мой, Царю мой и Боже мой». Или расскажет известный анекдот о том, как мужик рассыпал меру гороха, а собрал две, и проч.

Рассказанный старцем легонький анекдотец заставлял, конечно, всех, любивших батюшку, улыбнуться и встрепенуться.

* * *

Пришел к старцу какой-то господин, не верующий в существование бесов. Батюшка рассказал ему следующее. Приехал один барин в деревню в гости к своим знакомым и выбрал сам себе комнату для ночлега. Ему говорят: не ложитесь тут – в этой комнате не благополучно. Но он не поверил и только над этим посмеялся. Лег, но вдруг слышит ночью, что кто-то дует ему прямо в лысину. Он укрылся с головою одеялом. Тогда этот «кто-то» перешел к его ногам и сел на постели. Гость испугался и со всех ног бросился бежать оттуда, уверившись собственным опытом в существовании темной силы.