Жить стало лучше, жить стало веселее!

– Чего это? – возмутился я, но чисто для порядка, потому что понимал, насколько тренер прав. – Я ответственный комсомолец, борец за дело построения коммунизма и все такое.

– От тебя это звучит как издевательство и лицемерие, – поморщился Выгорский. – Лучше уж молчи. Умнее будешь выглядеть.

– Тогда почему вы меня еще отсюда не турнули? – этот вопрос меня давно мучил. – Ладно, поначалу там Тихомиров просил присмотреть, подозревал во мне одержимого. И нет, он ничего не говорил, я сам это давно понял. Но потом-то почему оставили? Неужели из-за сатори? Извините, но не верю. Не по-советски выделять человека за одно качество, игнорируя все остальное. А с такой характеристикой мне вообще не место в центре подготовки боевиков конторы. Разве я не прав?

– Боевики конторы, – задумчиво покатал на языке словосочетание Выгорский, глядя, как я с трудом сдерживаюсь, чтобы не дать себе смачного леща за длинный язык. – Так нас еще никто не называл, но в целом определение верное. Но никому больше такого не повторяй, если все же не хочешь черную метку в дело. А почему я тебя оставил… я не знаю, что с тобой случилось и откуда ты всего этого нахватался. Да мне и плевать. Но я неплохо разбираюсь в людях. Ты циник, не верящий ни в Бога, ни в партию, но при этом не мудак. Тот же Галкин мог часами говорить как по писаному о достижениях КПСС, постановлениях ЦК и прочей идеологической мути, но от него так и несло гнидой. А ты другой. Ты не бросишь товарищей и страну, если придется драться. Моя же задача сделать так, чтобы ты умел это делать. И плевать, будешь ты потом служить в рядах КГБ, в армии или вообще станешь кооператором, что скорее всего. Но, если предашь, лично тебе голову оторву.

– Вот в этом не сомневаюсь, – я серьезно кивнул. – Но это вряд ли. Это другие могут поверить в сладкие сказки капиталистов, а я точно знаю, что все, что про них говорят, – правда. И чем дальше, тем будет только хуже. И смена пола у детсадовцев, и гомосеки кругом, и травля людей за иное мнение. Да много всякого говна. Это не говоря о дичайшей эксплуатации, когда за одним работником следит несколько человек, как бы он лишнюю секунду не отдохнул. Так что с ними мне не по пути, я лучше буду коммунизм строить, глядишь, и правда что-то получится.

– Ладно, строитель, вали уже, – махнул рукой Выгорский. – А то вон все уже собрались, тебя ждут. И напоминаю – не бухать! А то знаю я вас, з-золотая молодежь.

– Слушаюсь, не бухать! – я шутливо отдал честь и кинулся в раздевалку, где остался только одевающийся Эмин.

– На улице тебя подождем, – лезгин натянул куртку, подхватил сумку, а в следующую секунду поймал брошенные мной ключи. – Ай, спасибо, брат!

– Шлем возьми! – я тормознул уже было кинувшегося бежать борца. – А то дырку получишь в права.

– Э, забыл совсем! – Эмин схватил мой мотошлем и унесся.

А я, не особо торопясь, принял душ, оделся и вышел. Ребята все равно сейчас мотоцикл мучают. Мне было не жалко, разбить не разобьют, а даже если что случится – компенсируют. Не та компания подобралась, чтобы трястись над вещами. Да и в целом люди в Союзе были честнее и ответственнее. И наивнее, этого не отнять, но верить в хорошее – это не преступление. Скорее наоборот, лично для меня большой плюс. Но есть люди, которые этим пользуются, те же уроды, устроившие онлайн-казино.

Я про него уже и забыл, а сейчас вдруг кольнуло. Может, зря я решил, что это не мое дело? Ведь самая страшная эмоция – это именно равнодушие, а самые жуткие преступления начинаются с позиции большинства, мол, моя хата с краю. Или я просто себя накручиваю, а ловить преступников должны профессионалы? Но сейчас меня ждали ребята, и не было времени на философские рассуждения, так что я решил, что обдумаю этот вопрос позднее.

– Прошу пардону, задержался, – я выскочил на улицу и подошел к ребятам, сгрудившимся возле лавочки. – О, Эмин, ты тут? А Вадим уехал, да?

– Ты же не против? – было видно, что ребятам неудобно, так как разрешения они не спрашивали, но я отмахнулся.

– Только не убейтесь, – мне действительно было не жаль. – Так что, какие будут предложения? Можно в кафешке какой-нибудь посидеть, я плачу.

– Я сегодня не могу, – тут же погрустнела Капустина. – Поздно уже, мне домой надо.

– Я тоже, – поддержала ее София. – Меня родители ждут.

– Так не обязательно прямо сейчас идти, – я прекрасно понимал, что ребята еще подростки, а значит, ограничены в своем выборе. Блин, я и сам сейчас был таким, хоть и пользовался гораздо большей свободой. – Мне тоже завтра в школу. Давайте сейчас просто решим, когда и куда пойдем, и разбежимся.

– Хорошая мысль, – кивнул Данила. – Какие будут предложения?

– Только не кафе-мороженое!!! – тут же вскинулась Капустина и скривилась. – Терпеть их не могу!

– Не любишь мороженое? – я даже удивился. – Серьезно?