«Жить в двух мирах»: переосмысляя транснационализм и транслокальность

Перемены коснулись не только стран эмиграции. В центре Москвы и Санкт-Петербурга, где живет и работает множество трудовых мигрантов из Средней Азии, открылись элитные рестораны и дешевые кафе, где подаются узбекский плов и шашлык, не уступающие худжандским или бухарским. Существуют «кыргызские дискотеки», где диджеи развлекают танцующую публику бишкекским рэпом, переключаясь между кыргызскими, русскими и английскими треками. По городу развешаны объявления на узбекском языке, рекламирующие дешевые международные телефонные карты. Существуют «таджикские» молельные комнаты и «кыргызские» общежития. А если внимательно изучить места прибытия, например Казанский вокзал в Москве, можно увидеть людей, выискивающих в толпе новоприбывших мигрантов из Средней Азии и предлагающих им доступное жилье и неформальные контакты для получения документов, необходимых для успешного сезонного трудоустройства в России и регистрации по месту проживания.

Как и в других странах мира, где в крупных секторах трудового рынка преобладает дешевая, легко заменяемая, видимая иностранная рабочая сила, эта миграция подвержена расовой, классовой и гендерной дифференциации. Она пронизана отголосками имперского прошлого, асимметричных созависимых отношений с Советским Союзом, а в последние годы на ней лежит печать радикального неравенства, сопровождающего включение трудовых мигрантов в мировую экономику51. Сегодня можно услышать, как москвичи среднего класса, живущие в элитных районах, сравнивают качества филиппинских и кыргызских домработниц. Нередки объявления о сдаче жилья, где указано, что квартиросъемщики должны быть обязательно «славянской внешности». Можно услышать разговор, в котором фраза «нанять таджика» становится уничижительным эвфемизмом, обозначающим неофициальный наем по сарафанному радио и с черной зарплатой.

Жизнь мигранта проходит в атмосфере административной уязвимости, банального расизма и экзистенциальной неопределенности, где по внешнему виду человека считывается его социальный статус и способность к тяжелому физическому труду. Трудовые мигранты часто работают в условиях, предполагающих недокументированный, не облагаемый налогом труд и/или проживание без регистрации. Они могут работать по чужим документам, с заключением письменного контракта или без него. В некоторых случаях по договору субподряда неясно, «задокументирован» ли работник, «легально» ли он трудоустроен, является ли он видимым для государства или нет52. Эти реалии жизни в миграции имеют большое, а для некоторых решающее значение. «Кто, ну кто стал бы здесь работать, если бы не необходимость?» – этот риторический вопрос задала Диана, моя соседка по кыргызской мигрантской квартире, после 12-часовой ночной смены на кондитерской фабрике. Она растирала ноги после многочасовой работы по упаковке тортов и их складированию в огромную холодильную камеру.

«СВОИ ЧУЖИЕ»

Как мне часто напоминают мои информанты, опыт трудовых мигрантов из Средней Азии имеет много общего с другими траекториями сезонной работы: из Мексики в США, из Северной Африки в Испанию, из Бангладеш в Дубай. Некоторые мои собеседники возлагали надежду именно на Дубай, представляющий более выгодные перспективы для тех, кто свободно владеет английским и располагает деньгами на оплату долгого перелета. Действительно, существует много общего между траекториями миграции из Средней Азии в Россию и направлением потоков трудовых мигрантов из других частей света, маргинализированных в рамках глобальной иерархии накопления богатств. Однако история имперских отношений между Кыргызстаном и Россией и их недавнего пребывания в составе СССР стала причиной их неоднозначной связи и чувства общности между ними.

Для большинства россиян, еще помнящих Советский Союз, Средняя Азия представляется частью «ближнего зарубежья», а среднеазиатские трудовые мигранты воспринимаются как особый вид «чужих» – «свои чужие» – в отличие от трудовых мигрантов из Вьетнама, Китая или Филиппин53. Наряду с явными формулировками «фундаментальных» различий и политическими призывами к введению визового режима со странами Средней Азии, в современной Москве можно также услышать, как мигранты и их работодатели обращаются к советскому понятию «дружбы народов» и даже вместе празднуют дни рождения. Пожилые женщины в деревнях Узбекистана молятся за здоровье президента Путина, потому что он «не дает умереть нашей семье». Многие молодые люди в Средней Азии прикрепляют российский флаг на приборную панель в машине и яростно болеют за «нашу» футбольную команду «Спартак Москва». Жизнь в миграции между Средней Азией и городской Россией многогранна: для нее равно характерны дистанцированность, пренебрежение, близость и чувство сродства, круг «своих» может расширяться и сужаться в зависимости от ситуации.