Жить в твоей голове (СИ)

Леда вскочила на ноги, лихорадочно ощупывая плечи. А тень подползла ближе к ней, из её туловища вытянулись ленты-щупальца и поплыли по серому льду все ближе, к ней. Леда отпрянула назад – без толку, темные щупальца следовали за ней неотрывно, потому что были частью её собственной тени.

На нее нападала её собственная тень.

Это казалось настолько сумасшедшим, что Леда расхохоталась бы – если бы у нее не болело так сильно все тело. Щупальца оборачивались вокруг туловища тени, и Леда чувствовала невыносимое давление в тех же местах на своем теле.

Раздался сухой резкий треск, будто холостой выстрел, и на один безумный миг Леда подумала, что это сломалась какая-то из её костей. Но это была не кость. Это был лед. Темные трещины змеились по льду во все стороны, ширились, сопровождаемые резким пощелкиванием.

Сердце Леды пропустило удар, а со следующим ударом лед под её ногами разверзся, обрушивая её в черную пучину неизвестности. Леда взвизгнула, ожидая погружения в ледяную воду – но под этим льдом не было воды. Руки Леды бешено замолотили по укрытому пеплом льду и нечеловеческим усилием она смогла зацепиться за ледяную корку, впиваясь в лед посиневшими пальцами, обламывая ногти.

А внизу, под её болтающимися в невесомости ногами, бурлила черная пустая тьма. Она пульсировала, будто огромный отвратительный орган, мерцала и переливалась, и оттуда, из недр этой ужасающей черной дыры, неслись приглушенные звуки, от которых стыла кровь в жилах и поднимались дыбом все волосы на теле. Сквозь мерный пульсирующий гул Леда отчетливо слышала доносящиеся из глубин этого черного небытия сдавленные, отчаянные крики, стоны, вой и иногда – жестокий, ликующий хохот.

Все существование Леды сейчас собралось в одну-единственную мысль и цель: она не должна упасть. Она не должна упасть. Там, внизу – что-то, куда более страшное, чем самые жестокие пытки, более страшное, чем сама смерть. Если она упадет… Леда не знала, что будет, если она упадет – но одна мысль об этом превращала её в пылающий сгусток ужаса и паники.

Её пальцы скользили по льду. Леда закричала. Мизинец правой руки соскользнул, острые края льда над дырой оставили глубокие порезы на остальных пальцах правой руки, но Леда даже не почувствовала боли. Она разожмет пальцы только в том случае, если лед попросту отрежет их от её ладони.

Но лед не собирался резать ей пальцы, он поступил еще хуже: участок, за который она хваталась правой рукой, обвалился, и её рука соскочила, взметнувшись над черной пропастью. Леда закричала и ей показалось, что одновременно с её криком из чудовищной черноты под ней взмыл ввысь новый раскат ужасающего хохота.

Она отчаянно пыталась снова дотянуться правой рукой до льда, но ничего не получалось, а левая рука скользила все быстрее и быстрее. Животный ужас заставлял её сжимать ободранные до крови пальцы, но это не помогало и Леда чувствовала, как тянет, всасывает её в себя ледяная чернота, пронизанная воплями боли и хохотом.

Время перестало существовать. Леда видела кусок свинцового неба высоко, так высоко над собой. Там, в этом мрачном поднебесье, пролетала далекая птица, и вдруг зависла в воздухе, потому что времени больше не было. Леда смотрела на нее и знала, что эта птица останется там навечно, а она сама соскользнет в темноту и это будет хуже, чем смерть.

Лед выскользнул из её пальцев и на одну короткую вечность Леда зависла в невесомости между этим свинцовым небом и бурлящей пустотой. А когда она, наконец, начала падать – её поймали.

Чьи-то пальцы жесткими тисками обернулись вокруг её кисти с такой силой, что кости запястья протестующе скрипнули. Полностью потеряв осознание реальности, Леда смотрела на эти затянутые в перчатку пальцы на своей руке. Она больше не осознавала себя. Была рука, которая когда-то принадлежала ей. Была еще одна рука, которая удерживала её над пропастью.

А потом эта рука властно потянула её вверх.

И когда Леда вновь ощутила под своим дрожащим телом холодную и такую восхитительно твердую поверхность, время переродилось, ожило и вновь вернулось. Разъединенные пазлы собрались воедино, чтобы снова стать Ледой Кардис, медсестрой, двадцати девяти лет отроду.

Вместо дыхания получались только жалкие, слабые всхлипы. Несколько благословенных секунд Леда не думала ни о чем, кроме успокаивающей твердости под собой и упоительного ощущения золы на колючей поверхности льда.

Лед скрипнул от постороннего движения, и Леда, наконец, вспомнила, что она тут не одна. Испуганным быстрым движением она перекатилась на спину и села, отползла подальше, отталкиваясь локтями и пятками.