Жить вопреки (СИ)

Вождь могучего племени Драконьих Убийц, Лохматых Хулиганов банально сломался. Какой-то внутренний стержень, не позволявший отчаиваться, заставлявший держать лицо перед своим народом, быть его опорой, символом его силы, был переломлен, внутренний предохранитель сорван — мужчине практически нечего было терять.

У него остался только сын.

Младший сын, на которого он переключил своё внимание, решив не допускать той ошибки, что позволил произойти со старшими его сыновьями. Да и с дочерью, чего уж там.

Викар не был похож ни на Иккинга, ни на Магни — он был полной копией своей матери, крепким и здоровым с самого детства, во многом напоминая своим поведением выходцев из семьи Хофферсон, а точнее, их младшую дочь.

Впрочем, он был таким же племянником Астрид, как и его старшие брат и сестра. В нём текла та же кровь, что и в свирепой молодой воительнице, которая с каждым годом становилась всё больше похожей на помесь Ужасного Чудовища со Злобным Змеевиком, только обретшим почему-то человеческое обличье. Ну, характер и поведение были у Астрид именно такими.

Только глаза у нового Наследника были всё такие же зелёные.

Они были такими же, что и у самого Стоика в юности — ни капли освещенной ярким солнцем травы, сплошной холод изумрудов и хвоя.

И это почему-то радовало — младший из его сыновей был восхитительно не похож на своих старших братьев, являясь совершенно иной личностью. С другим взглядом, другими жестами и другим стилем речи.

Стоик понимал, что найти близнецов, чей разум одурманил Чёрный Всадник, живыми было практически нереально, но мужчина, больше не сдерживаемый угрозой со стороны драконов, не собирался мелочиться — если ему придется вырезать население целых островов ради того, чтобы вернуть своих детей, то он сделает это.

И его люди сделают.

В свете последних событий народ боялся лишний раз пикнуть, чтобы не спровоцировать неосторожным словом постоянно чем-то взбешенного Вождя.

Увидев, что у Стоика наконец-то появилась цель, которую он был готов преследовать до самой своей смерти, люди тоже воодушевились. В тяжелые годы после последней битвы, к которой преступно привыкшие мирно жить олуховцы оказались банально не готовы, им нужно было лишь указать врага, против которого они ополчатся и которого будут истреблять до последней капли крови.

Людям нужно было действие.

И Стоик дал им его — поиск и уничтожение Чёрного Всадника, который, по всей видимости, оказался хранителем последней, но самой, самой большой драконьей стаи.

Стереть с лица земли Врага — и отродья мрачного Хельхейма перестанут докучать людям.

С Драго Блудвистом уже разобрался Покоритель Драконов, и он уже никогда не сумеет навредить кому бы то ни было. Вообще, в сознании Стоика Всадник и Драго были равнозначны — жестоки, враждебны Олуху, в этом не было никаких сомнений, и, что самое отвратительное, сумевшие подчинить себе драконов.

Все три года, прошедшие со дня Битвы, Лохматые Хулиганы строили собственный флот (точнее, по мере собственных сил и даже сверх них увеличивали, усиливали его), собирали армию из покорённых народов, разграбляли захваченные народы, обирая и до последней нитки, продавая неспособных сражаться в рабство и успешно зарабатывая на этом. И на вырученные деньги оснащая свою Армаду.

Относительно мирное племя наконец-то стало тем, чем было изначально — народом свирепых, безжалостных воинов, ни в чём не уступавших Берсеркам.

Теперь не было ни Валки, что сдерживала ярость и жажду завоеваний, ни детей, о которых нужно было заботиться, которых надо было воспитывать. Только Наследник, который с малолетства должен был усвоить две прописные истины: драконы — ВРАГИ! и что нет, не было и не будет ничего важнее собственного народа.

Не до благородства теперь было.

Теперь, когда драконы больше не досаждали Олуху, можно было спокойно возрождать собственное заснувшее на века величие, и затаившаяся в крови жажда величия и побед, наконец, вновь подняла голову, застилала глаза алой пеленой, пьяня и туманя разум, не хуже всех заморских вин.

А сам народ, оправившийся от столь неожиданного удара, с радостью шёл за своим вмиг посуровевшим вождём, который и раньше был не подарок, ведь он приносил им славу.

Спустя год после Битвы Лохматые Хулиганы совершили первый набег на соседние племена и впервые за последнюю сотню лет не отпустили и не убили захваченных в плен.

Когда тебе предлагают выбор — сражаться под знамёнами захватчика или умереть от его руки, становилось не до преданности собственному народу, ведь жить всем хотелось. Тем более Стоик был жесток, но не безумен — все согласившиеся перейти на его сторону не лишались семьи: жёны, дети, матери новых солдат племени вполне успешно помогали развивать хозяйство островов, теперь принадлежащих Лохматым Хулиганам, ведь воинов надо было кормить, одевать и лечить, и всем этим занимались они.

Стоик заключил только с Берсерками договор, и то — о взаимном ненападении, о невмешательстве в дела друг друга и о разделении архипелага.

Хулиганы не лезли в земли Берсерков, те не совались на территории, принадлежащие Олуху.

Идиллия.