Житейская правда войны

После учебы всех погрузили в эшелон вместе с Т-34 и отправили на фронт. На фронт нас отправили через Среднюю Азию. Перевозили на пароме из Красноводска на Кавказ, через Каспийское море. По дороге с нашего танка ветром сдуло брезент. А, надо сказать, что без брезента в танке было туго. Брезент был крайне необходим: им накрывались, когда ложились спать, на нем садились покушать, если грузились в эшелон, им нужно было танк сверху накрыть, иначе внутри было бы полно воды. Это были танки военного времени. На верхнем люке вообще не было никаких прокладок, а на люке механика-водителя были какие-то прокладки, но они не держали воду. Так что без брезента было худо. Так вот мне пришлось украсть на складе парус, но об этом особенно рассказывать нечего, это же эпизод не боевой, а скорее из области военно-хозяйственной.

Мы вышли на Северный Кавказ и участвовали в боях за Моздок в составе 2-й танковой бригады. Потом нас перебросили в 225-й танковый полк, который участвовал в боях в районе Минеральных Вод и далее на Кубани».

ТАНКА НЕТ

От чего же отказался механик-водитель танка Т-34 старший сержант Ария, когда не поехал в танковое училище? Об этом можно узнать из воспоминаний другого танкиста, известного писателя Даниила Гранина. Правда, у него была своя война…

В начале 1943 года Гранин стал лейтенантом, имел боевые награды, воевал на Ленинградском фронте. Но случилась самая настоящая оказия… Однако все по порядку: «Зимой 1941–1942 годов я стал чувствовать себя ветераном, знал, куда упадет мина, как растопить печь в землянке, как постелить накат, чтобы песок не ссыпался, и прочие тонкости солдатской жизни. Прожаривал белье от вшей, не дожидаясь вошебойки.

Но появилось и другое — ощущение того, что везуха фронтовая кончается. Из наших ополченцев осталось в батальоне трое, всех остальных убило или забрал госпиталь. Смертный срок службы подходил к пределу, по теории вероятности пуля должна была меня найти, трещит моя авоська. Надо было сообразить какой-то зигзаг. Все больше донимала голодуха, постоянный недоед, все время думаешь о жратве, чем бы брюхо набить. Унизительная жизнь изгоняла все другие мысли.

Поэтому, когда предложили поехать на курсы в танковое училище в Ульяновск, я не стал отказываться. Добирался туда с мечтой поесть — хлеб и картошку. Жареную. Два продукта — к ним сводилось понятие “еда”».

И вот старший лейтенант Гранин прибыл в Ульяновское танковое училище: «Нас набралась целая рота, все боевые офицеры с разных фронтов. Изучать мы должны были новую машину “ИС” Жизнь вдруг повернулась. Казарма, двухэтажная кровать. Надо аккуратно заправлять койку. Побудка. Завтрак. — Классы. Строевая. Вечером можно в город.

Колонна советских тяжелых танков ИС-2 в ожидании команды на марш

Гонял нас старшина. Зверюга. Ему сласть была орать на офицеров, чтобы ножку давали, чтобы пели походную. “Плохо поете. Кругом! Вы у меня будете топать, мать вашу, пока не запоете в один голос!”

А город был сказочный. Бульвар с цветущим жасмином. Шли мужчины в галстуках, бежали школьники с портфелями, было полно молодых женщин в летних платьицах, завитые, румяные… Откуда столько невоюющих мужиков? Они курили папиросы. Можно было ехать на автобусе. Из булочной пахло настоящим печеным хлебом, я зашел туда. Все полки были уставлены буханками и батонами.

Жизнь вдруг стала обновкой. Окна здесь были чистые, без бумажных крестов, продавали газеты, цветы, семечки, боже ты мой, другая планета. Ходить в город можно было хоть каждый вечер, на танцы и даже домой к девицам. Почти каждую неделю мы дрались с летным училищем. У них было прозвище “вентиляторы” из-за пропеллера на погонах. <…>

По окончании курсов нас отправили в Горький. Там практиковались на танкодроме: танки уступом справа, уступом слева. Стрельба с остановками, без остановок, на ходу, из пушки 122-миллиметровой, из пулеметов. По танкам противника, по фанерным домам. Заправка. Ночевка на земле. На снегу. Постелить лапник, укрыться шинелью — это “полевые” условия, как будто мы не нахлебались ими сполна, настоящими, а не учебными.

Когда сформировали нашу танковую бригаду, то отправили нас за машинами в Челябинск на танковый завод. Сформировали — это значило назначили трех командиров взводов, в каждом взводе три машины, а меня командиром роты: во-первых, капитан, а они старлеи, а еще результаты стрельбы сказались.

В Челябинске завод никак не походил на завод — сборочный цех, где мы работали, достраивался, стен не было, была крыша, мостовой кран и кирпичный брандмауэр, где стояли отопительные батареи, задувал снег, детали машин обрастали инеем. Мы должны были помогать сборщикам. Детали тяжеленные, и к ним не прикоснись, обожгут морозом так, что руки липнут. Сборщики — подростки-ремесленники, бледные, слабосильные, и женщины, укутанные платками…