Житейская правда войны

Первого декабря 1941 года Исаева представляют к новой боевой награде — ордену Красного Знамени. И это тогда, когда награждали мало, неохотно, да и вообще не думали о наградах. Однако у Исаева свой стиль: «За период с 15 по 30 ноября 1941 года участвовал в боях по уничтожению войск противника на ростовском направлении, за этот период совершил 9 боевых вылетов, из них на штурмовку войск и мехтранспорта противника 6 вылетов. В этих боях сам лично сбил один самолет противника. В бой ходил ведущим, на врага идет смело и с рвением, увлекая за собой остальной летный состав. При его непосредственном участии самолетами полка уничтожено 5 танков и бронемашин, 247 автомашин, подавлено 13 огневых точек и уничтожено более 1060 солдат и офицеров.

За весь период войны с германским фашизмом имеет 91 боевой вылет, из них на штурмовку войск противника и мехтранспорта 25. В воздушных боях сбил два самолета противника. 18.8.41. при штурмовке войск противника был ранен. Участвовал в борьбе с финской белогвардейщиной».

Примечательно, что командующий ВВС Южного фронта генерал Вершинин, прочитав представление, согласился только на орден Красной Звезды.

К сентябрю 1943 года гвардии подполковник Исаев на своей широкой груди носил четыре ордена: орден Ленина, два ордена Красного Знамени и орден Красной Звезды.

К маю 1943 года, до присвоения звания Героя Советского Союза, Покрышкин был награжден двумя орденами: Ленина и Красного Знамени (22.04.43 г.).

КТО СТАРОЕ ПОМЯНЕТ

В августе 1942 года летчики 16-го гвардейского полка передали оставшиеся «яки» соседнему полку и выехали в Баку на переучивание и получение новой техники. Именно на новом месте, как пишет А. Тимофеев, «в затылок Покрышкину направлены со стороны начальства недобрые пристальные взгляды… В разговорах с командиром полка Исаевым постоянно “высекались искры”. Комполка — всегда рядом, это не отдаленный комдив Осипенко, от гнева которого спасал Виктор Петрович Иванов. Очередная стычка произошла на днях, когда Покрышкин выступил против того, чтобы самолеты, передаваемые перед уходом с фронта 45-му полку, перегоняли молодые летчики 16-го гвардейского. Их, уже обстрелянных бойцов, не вернули бы обратно в родной полк. Покрышкин предложил: “яки” должны перегнать он сам и командиры звеньев. Исаев крайне раздражен инициативой непокорного комэска. Опять ему надо больше всех! В одном из селений комполка встречает Покрышкина, прилетевшего на угнанном из Ставрополя МиГе, спасенном от немцев, фразой: “О тебе не забудешь..

Успел Покрышкин схлестнуться по пути с фронта и с приближенным Исаева — капитаном П. Воронцовым. В Тулатово близ Беслана 8 августа разбился — отказал на взлете изношенный мотор МиГа — один из учеников Александра Ивановича, Степан Супрун, уже сбивший пять самолетов. Однофамилец погибшего друга… Бездушие Воронцова, распорядившегося похоронить летчика без должных почестей, не дожидаясь прибытия на следующий день его боевых друзей, поразило Покрышкина в самое сердце. Сорвавшись, он в столовой бросает в лицо сидевшему за отдельным столом Воронцову: «А вы сбили хоть один самолет?!.. Может, забыли, как бросили мою пару под Изюмом?.. Трус не может быть начальником!» Не глядя на страшного в гневе Покрышкина, Воронцов быстро вышел. Анатолий Комоса говорит: «Не горячись, Саша! И вообще ты напрасно затеял этот разговор. Такому не докажешь. Только наживешь себе неприятностей. Он тебе не простит…»

У капитана Покрышкина было к этому времени, при общем налете 636 часов, 359 боевых вылетов (больше — 409 — имел в полку лишь П.П. Крюков). У капитана Воронцова при налете 759 часов боевых вылетов — 9…»

Следом приключилась и другая история: «В поселке Насосном в ЗАПе — запасном авиаполку — гвардейцев ожидало место в хвосте очереди из нескольких “безлошадных” полков на получение новой техники, — рассказывает А. Тимофеев. — Настроение сразу упало. Тем более что условия жизни и снабжение выведенных с фронта полков, размещенных в дагестанских и азербайджанских поселках, в те месяцы лета и осени 1942-го сносным назвать было нельзя. Общежития переполнены. В столовой летного состава завтрак начинался в 4.30 утра, обед в 16–18 часов, ужин уже в 22–23 часа. Как вспоминал стоявший в тех очередях летчик 45-го полка М.Г. Петров, после завтрака нужно было становиться в очередь на обед… Кормили в основном перловой кашей. Вилки и ложки, по рассказам одних летчиков, выдавали под залог — фуражка или, позднее, осенью, даже шинель; по воспоминаниям других — ложек вообще не было, кашу ели сухарями. Столовую “брали на абордаж”, “штурмовали” Бурные перебранки и ссоры были нередкими в этих очередях фронтовиков с потрепанными нервами. Жара достигала 45 градусов. Дешевым и доступным было только местное вино на рынке. В приказах того времени нередки взыскания за “злоупотребление” и связанные с этим нарушения порядка. <…>