Житейские истории

Всю ночь он ворочался и не мог уснуть. Через каждые полчаса бегал в тамбур курить. За ночь ушла пачка сигарет. Соседи по купе недовольно вздыхали. Ребенок время от времени просыпался и орал. А утром Николай Петрович забылся тяжелым сном. Весь следующий день, забыв о еде, он маялся и не находил себе места.

Поздним вечером, когда поезд прибыл к месту назначения, Николай Петрович, взяв портфель и накинув плащ, выскочил на перрон. Холодный сырой воздух дохнул в лицо. Видимо, недавно был дождь — кругом были лужи. Смеркалось, но фонари еще не зажгли. Он торопливо спустился в подземный переход, поморщившись от запаха мочи, и вздрогнул, случайно взглянув на старуху у лестницы, просящую милостыню. Что-то в ней показалось ему знакомым. Но он тут же себя устыдил… Ну разве мог он видеть раньше эту побирающуюся нищенку, если он в этом городе впервые?..

Он знал, что недалеко отсюда находится гостиница, и уточнил у прохожего, как до нее добраться. На остановке он стоял недолго. Подошел полупустой трамвай. В трамвае на его глаза случайно попалась надпись, сделанная под трафарет, на которой малолетней шпаной были подтерты буковки. Она гласила: «Твари пассажиры! Проходите дальше в загон.» Он устало улыбнулся. Его тревожила нищенка, увиденная в подземном переходе. Он сел и погрузился в себя. Когда спохватился, то уже проехал нужную остановку и возвращаться пришлось пешком.

В гостинице для него был забронирован номер. Оформив документы, он нашел свою комнату и, не снимая обуви, лег на кровать. Он не помнил, сколько он так пролежал до тех пор, пока не пришел в себя. Но все это время он твердил про себя: «Не может быть, что это она… Такого просто не может быть…» Потом он внезапно вскочил и, наскоро собравшись, выбежал из номера, добежал до вокзала и с непонятным волнением спустился в подземный переход. Это нервы, нервы, успокаивал он себя. Это показалось. Да она уже и ушла, наверное. Хоть бы она ушла…

Но она стояла на том же самом месте. Ее согбенная фигура с протянутой рукой была видна на другом конце тоннеля. Он приблизился к ней и остановился на расстоянии двух метров. Она стояла с опущенной головой и под низко надвинутой на лоб грязной шляпкой не было видно ее лица. Вдруг она подняла голову и он увидел ее стершиеся карие глаза. Он не ошибся. И она, похоже, узнала его, потому что смотрела на него внимательно и настороженно.

— Это ты? — спросил он, еле двигая деревянным языком.

— Че надо, мужик? — гаркнула она, обнажив черные передние зубы. Она не хотела быть признанной. Да и у него самого появилось детское желание развернуться на сто восемьдесят градусов и пуститься наутек.

— Это ты, — с огромным усилием выдавил он из себя, Юлия?..

Та вздрогнула и перекрестилась левой рукой, которую держала перед собой. Мелочь со звоном рассыпалась по бетонному полу. На опущенной правой руке не было пальцев. Значит, это точно она, с ужасом подумал Николай Петрович.

— Да я, я это! — закричала она. — Че, сильно изменилася, да?

— Как ты, — начал он, но не смог закончить, — Как…

— Как докатилася, да? Ты этого хочешь, да? Дак это все благодаря тебе, фраер ты гребаный! — заорала она и протянула грязную руку к его горлу. Вокруг них уже стала собираться толпа любопытных. Преодолев отвращение, он взял ее за локоть и потащил за собой по лестнице. Когда они поднялись, она вырвалась и пошла рядом с ним сама. У здания вокзала он нашел незанятую скамейку и сел прямо на мокрое. Она плюхнулась рядом. Он ощутил исходящую от нее вонь. К горлу стала подходить тошнота, и он постарался незаметно для нее отодвинуться.

— Как ты… теперь живешь? — спросил он.

— Вот так шабалдой и живу — вечно с протянутой рукой. Часа три-четыре простою на этом пятачке, на чудило заработаю… Ниче работка?

— Ну а чем ты еще, я не знаю, занимаешься? — осторожно спросил Николай Петрович, приходя в себя после шока.

— Я не врубаюсь, о чем ты? — отрезала она, сморкаясь в культю и вытирая ее о скамейку.

— Ну вот, например, иногда, — объяснял он, стараясь смотреть только прямо перед собой, — человек устает от бессмысленной жизни, ему нужна Иллюзия, которая выведет из тупика. Вера, надежда, любовь, еще там что-то, я не знаю… Ты же знаешь, моей Иллюзией была Музыка. Ее я потерял. Теперь я ищу другую. Ищу и не нахожу. И иногда уже сама жизнь кажется мне иллюзией…

— Какая иллюзия? Че за порожняк ты гонишь? — оборвала его она. Он замолчал.

— Ну ладно, давай закончим наш разговор. Только скажи, где Женя?

— Какой такой Женя?

— Не какой, а какая, ты знаешь! Наша дочь…

— Наша, — передразнила она. — Накося-выкуси! Моя! Моей была — моей и останется — навсегда…

— Что? Что ты сказала? Где она? Ну-ка говори! — он схватил ее за плечи и начал трясти.

— Убила я ее! Вот этими вот самыми руками! — выпалила она и потрясла культей. Он занес кулак, но безвольно его опустил. Закрыл глаза правой рукой — рукой без пальцев. Людям со стороны открывалась престранная картина — прилично одетый мужчина сидел рядом с вокзальной побирушкой. Оба были сильно возбуждены, поэтому люди обходили их стороной — боязнь подавляла любопытство.