Фриц, десятилетний сын садовника, поймал для принца очень красивую, пеструю коноплянку и за это, как всегда, получил крону. Вслед за тем принц немедленно прокрался в егерскую, — егерей как раз не было, — отыскал мешочек дроби и роге порохом и сделал необходимые припасы. Он уже собирался приступить к экзекуции, которую следовало ускорить, так как пестрый щебечущий мятежник пытался ускользнуть, — как вдруг ему пришло в голову, что принцесса Гедвига, ставшая ведь теперь такой послушной, разумеется, не откажется от удовольствия присутствовать при казни маленького изменника. Он взял под мышку ящик, где находилась его армия, под другую — пушку, зажал птичку в кулак и тихо-тихо, так как князь запретил ему видеться с принцессой, прокрался в спальню Гедвиги. Принцесса лежала на постели все в том же каталептическом состоянии. Камеристок возле нее не оказалось; это было плохо и вместе с тем хорошо, как мы сейчас увидим.
Не медля, принц привязал птицу к подсвечнику, построил армию в ряды и зарядил пушку; затем он поднял принцессу с постели, заставил ее подойти к столу и объяснил, что сейчас она изображает генерала, командующего войсками; он же будет владетельным князем и, кроме того, зажжет фитили у артиллерии и уничтожит мятежника. Избыток припасов погубил принца; он не только набил чересчур много пороху в пушку, но и рассыпал его вокруг по столу. Едва он поднес фитиль, как раздался необыкновенной силы взрыв, а рассыпанный вокруг порох загорелся и порядочно обжег ему руку. Принц громко вскрикнул и даже не заметил, что принцесса в момент взрыва упала на пол. Выстрел прогремел по всему коридору, все ринулись на шум, предчувствуя недоброе; даже князь и княгиня, позабыв от страха об этикете, вместе со слугами бросились к дверям. Камеристки подняли принцессу с пола и положили ее на постель; тем временем послали за хирургом, за лейб-медиком. Взглянув на стол, князь тотчас же увидел, что случилось, и с гневно сверкающими глазами обратился к принцу, который отчаянно вопил и стонал:
— Видишь, Игнатий, к чему приводят твои глупые, детские забавы! Вели помазать руку мазью от ожогов и не вой, как уличный мальчишка! Розгой бы по зад… — Губы князя тряслись, речь стала невнятной, понять его было невозможно, и он величественно покинул комнату. Глубокий ужас охватил слуг; ибо всего в третий раз князь обращался к принцу по имени и на «ты» и каждый раз это означало дикий, еле подавляемый гнев.
Когда лейб-медик объяснил, что кризис уже наступил и что, как он надеется, опасное состояние принцессы скоро пройдет и она совершенно выздоровеет, княгиня промолвила, с меньшим волнением, чем можно было бы ожидать:
— Dieu soit loué![122]
Пусть меня извещают о дальнейшем! — Но плачущего принца она обняла очень нежно, утешила его ласковыми словами и последовала за князем.В это время в замке появилась Бенцон, собравшаяся вместе с Юлией навестить несчастную Гедвигу. Едва услышала она, что случилось, как тотчас же бросилась в покой принцессы, подлетела к ее постели, упала на колени, схватила руку Гедвиги и пристально заглянула ей в глаза; а Юлия горько рыдала, воображая, что вскоре ее подруга заснет вечным сном. Но вдруг Гедвига глубоко вздохнула и сказала глухим, еле слышным голосом:
— Он мертв?
Тотчас же принц Игнатий перестал плакать, хоть боль и не утихла, и вне себя от радости, что экзекуция удалась, ответил, смеясь и хихикая:
— Да, да, сестра-принцесса, он мертв, выстрел попал ему в самое сердце!
— Да, — продолжала принцесса, снова закрыв раскрывшиеся было глаза, — да, я знаю это. Я видела каплю крови, она выкатилась из самого сердца, но тут же упала в мою грудь — и я превратилась в кристалл, и только эта капля жила в моем трупе!
— Гедвига, — начала советница тихо и мягко, — очнитесь от дурных, зловещих грез! Гедвига, узнаете ли вы меня? — Принцесса слабо махнула рукой, как бы желая, чтобы ее оставили. — Гедвига, — продолжала Бенцон, — Юлия здесь.
Улыбка пробежала по лицу принцессы. Юлия наклонилась над ней и тихо поцеловала побледневшие губы подруги. Тогда Гедвига прошептала еле слышно:
— Все прошло. Еще несколько минут, и я соберусь с силами.
Никто до сих пор не вспомнил о маленьком государственном изменнике, лежавшем на столе с раздробленной грудью. Только теперь он попался Юлии на глаза, и она лишь в это мгновение поняла, что принц Игнатий снова играл в свою отвратительную, ненавистную ей игру.
— Принц, — сказала она, и щеки ее запылали. — Принц, что сделала вам эта бедная птичка? За что вы так безжалостно умертвили ее? Это очень глупая, ужасная игра. Вы давно обещали мне бросить ее и все-таки не сдержали слова. Если вы сделаете это еще раз — я никогда больше не буду выстраивать ваши чашки или учить ваших кукол говорить и не расскажу вам истории о морском царе!
— Не сердитесь, фрейлейн Юлия, — захныкал принц, — не сердитесь. Ведь эта пестрая бестия исподтишка отрезала полы на мундирах всех солдат и, сверх того, затеяла мятеж. Ой, больно, больно!
Бенцон посмотрела на принца, потом на Юлию со странной усмешкой и воскликнула: