Житие девы Лидвины

Сия роза Христова подолгу претерпевала разные виды лихорадки: часто четырёхдневные, часто трёхдневные и часто каждодневные. Среди таковых терний страдания она совершенно предала тело своё воле Божией – на искупительное распинание; и по Его мановению всё устраивалось ко благу души её, куда лучше, нежели мог бы кто-либо из людей предсказать или придумать. И хотя она терпела трёхдневную лихорадку в течение семнадцать и более лет, но ради спасения и искупления душ она охотно готова была терпеть её до самой смерти. А приступы сей лихорадки были таковы. Сначала она испытывала несказанный жар, за коим следовала несказанная зябкость. Затем снова возвращался вышеописанный жар, после чего – крайний озноб; и таковое чередование длилось почти по полгода. Потом же лихорадка принималась за неё в обратном порядке: сначала был великий и несказанный озноб, а за ним – крепкий жар; что длилось до тех пор, пока бедствие полностью не прекращалось. Когда ж лихорадка прекращалась, Лидвина оказывалась настолько без чувств, что саму себя не помня, она не могла ни слышать, ни говорить. А когда она чувствовала приступ лихорадки, она готовилась к переживанию Страстей Господних, вверив себя и свои страдания Страстям Его, в Ком всякая горечь делается сладкою; Кто часто посредством исступления ума отрывал её от телесных [явлений], при чём она не замечала ни себя, ни иного чего-либо. Пока ж длилось сие лихорадочное состояние, она испускала изо рта некую красную жидкость, а когда её спрашивали, откуда берётся это вещество, коли не вкушает она ни еды, ни питья, она отвечала таким вопросом: «Скажите мне, откуда столько влаги берётся в виноградной лозе, которая в зимнюю пору кажется иссохшей и как бы мёртвой?» Ведь дева Христова весьма укреплялась своим столь немощным телом, будучи поглощена благими размышлениями о Боге, и насыщалась ими куда более, чем кто иной самыми что ни на есть дорогими яствами. И не препятствуй ей присутствие людей и собственные немочи, она была бы не удивлена, коли по обилию благодати Божией с каждым месяцем в её теле прирастало бы плоти на гамбургский чан объёмом.

Также, когда однажды перед заговением люди устроили игрища на улице близ её каморки, она много скорбела о сих суетах. И помолилась она ко Господу, дабы, если будет Его благоволение о ней и если Он сам содеял с нею, то да изволит он показать ей сие знамением: новой болезнью. Господь же, вняв оным молитвам, даровал ей на ногу новую тягостную болячку. И сим недугом она до ближайшей Пасхи мучилась так тяжко, что, познав свою немощность, более не смела прибавления недугов себе. Однако при всех своих повседневных страданиях она говаривала тем, кто по-дружески подсоблял ей, что охотно сносила бы их пускай сорок лет, более того, даже до конца света – ради обращения хоть бы скольких-нибудь грешников или ради избавления душ верных от чистилищных мук. И хотя она страдала от столь тяжких недугов, сознание сохраняла полностью, равно как живой ум и память: так что многим, кто приходил к ней из отдалённых краёв за советом, подавала как в духовных нуждах утешение, так и в телесных – исцеление. Многим женщинам она помогла справиться с затруднениями при родах милостивым состраданием и советом. При сих дарах, уделённых ей свыше, она не надмевалась, но, укрощая сердце своё во смирении, несла все бремена с величайшим терпением в любви и страшилась, как бы после сей жизни на угодить в чистилище. И таковую благодать она обрела у Бога, что святые ангелы считали следы тех, кто посещал её с благочестивыми целями. Посему утешала она посетителей своих, которые иногда жаловались на тяготы пути, говоря, чтобы не скорбели от утомления, ибо воздаст им Бог благой наградою за труды.

ГЛАВА IX. О ТОМ, КАК ЖЁСТОК БЫЛ ОДР ЕЁ И КАК ХОЛОДА УГНЕТАЛИ ЕЁ ЗИМОЙ

Господь и Спаситель наш Иисус Христос восхвалял Иоанна Крестителя, помимо прочих его добродетелей, за грубую одежду и воздержание, добавляя также: «Носящие мягкие одежды находятся в чертогах царских» (Мф. 11:8). Сия же дева не во дворце царском была воспитана, но в доме отцовском, угнетаемая долгими, многообразными и тяжкими недугами, временно была принуждена чрезвычайно немощью своей лежать маленькой пуховой перинке: не для угождения плоти мягкостью, но чтоб малость поддержать хрупкое естество, дабы способно оно было служить духу. Но когда по причине множества ран она не могла более выносить пуховой подстилки (потому что пух, заскорузнув от влаги, вызывал у неё пролежни), перину убрали, и она одно время лежала на голой соломе, а в течение трёх лет покоилась голой спиной на жёсткой доске, взятой из днища бочки. Итак, возлегши на жалкую солому, бедняжка, исполненная язв, сестра Лазарю нищему и убогому, уступила перину свою для сна племяннику и племяннице, кои денно и нощно с равной любовью посменно служили ей в нуждах.