Читаем Житие и учение св. Григория Паламы полностью

Подтверждение этому мы обнаруживаем в его произведениях. Действительно, св. Григорий часто утверждает, что светская философия полезна лишь в виде подготовки к "истинной" христианской "философии" и что предосудительно предаваться ей слишком долго. Таким образом он хочет сообразоваться с соборным постановлением, принятым в XI в. по поводу суда над Италом и включенным в Синодик Православия(1). Когда Никифор Григора ссылается на пример Моисея, который, если верить св. Григорию Нисскому [I], изучал у египтян языческие науки, Cв. Григорий охотно с этим соглашается, но отмечает, что "Моисей лишь до тех пор изучал светские науки, пока не достиг взрослого возраста; так же и Палама в этом возрасте был предметом всеобщего восхищения, потому что предавался этим занятиям." Тогда ему было 17 лет; св. Григорий не случайно относит эпизод с Метохитом именно к этому моменту своего отрочества. Cв. Филофей ведь рассказывает нам, что он оставил мир, "достигнув взрослого возраста"; таким образом он хочет показать, что св. Григорий сам следовал многократно высказанным в его произведениях принципам: развив свои природные способности, насколько это дозволено, и удивив этим Метохита, неоспоримо являвшегося учителем византийских гуманистов XIV в., своих будущих противников, св. Григорий от светской философии отвернулся.

Тем не менее эти блестящие успехи в довольно рано прерванном образовании наложили свою печать на все произведения богослова. Так, он сохранил личные отношения с гуманистами; Акиндин сообщает, что он выступал посредником между ним и Григорой при обмене книг. При случае он цитирует античных авторов, Гомера, Гесиода, Платона, неоплатоников — Диогена Лаэртского и Порфирия; правда, он всегда их осуждает или иронизирует на их счет. В своих письмах к Варлааму он проявляет глубокое знакомство с Топикой Аристотеля. Хотя он и утверждает, что "оставил изысканность и литературное честолюбие", он охотно признает за собой "природное дарование приятно говорить" и прибегает иногда к столь милым сердцу византийца школьным штампам ("аттические прелести и красоты и ритмичность имен, подобно цветам облиставающие словесный луг").

К чести учителя безмолвия надо, однако, признать, что в общем он отвращается от искусственного аттикизма и самоцельного словоплетения, модных в среде гуманистов. Все его произведения вдохновлены аскетической и мистической литературой греческих Отцов Церкви.

Монашеское призвание. По мнению св. Григория, монашество не совместимо со светскими занятиями. Это он утверждает очень четко: "Мы никому не препятствуем постигать светскую образованность, если он того желает, но только если он не вступил на путь монашеской жизни". "Как станет внутренний человек монахом, — спрашивает он, — сообразующимся единственно с высшей жизнью, если он не вознесется над тварным миром и всеми человеческими науками и не устремится всеми своими силами к Богу — единственной цели монаха?" И тут же опровергает возражение своего противника: "Господь не запретил явно литературные занятия. Но Он не запретил также и брак, употребление в пищу мяса и совместное проживание с женатыми... Многие вещи делаются большинством христиан, не подвергая их осуждению, которые тем не менее строго воспрещены монахам из-за их особого образа жизни". Св. Григорий занимает, таким образом, по отношению к светской учености, однозначно строгую позицию, разделявшуюся большинством византийских монахов. Такое отношение основывалось у него не на принципиальном обскурантизме, а на максималистском понимании монашеской жизни: монах — не простой христианин, а пророк, провозглашающий своей особой жизнью присутствие на земле Царства Божия, превосходящего все ценности этого мира, даже самые подлинные.

Монашеское призвание св. Григория было подготовлено с детства набожностью его родителей, ежедневно общавшихся с монахами, поручавших их духовному руководству своих детей, как только они научились говорить. После смерти отца, постригшегося на смертном одре в монахи, Палама, не прекращая занятий светскими науками, продолжает посещать духовных наставников, окончательно определивших его призвание. Сначала это были находившиеся в Константинополе афонские монахи, а также самый известный духовный учитель того времени Феолипт, митрополит Филадельфийский, который познакомил его со "священным трезвением" и "умной молитвой".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Дорогой читатель, перед вами знаменитая книга слов «великого учителя внутренней жизни» преподобного Исаака Сирина в переводе святого старца Паисия Величковского, под редакцией и с примечаниями преподобного Макария Оптинского. Это издание стало свидетельством возрождения духа истинного монашества и духовной жизни в России в середине XIX веке. Начало этого возрождения неразрывно связано с деятельностью преподобного Паисия Величковского, обретшего в святоотеческих писаниях и на Афоне дух древнего монашества и передавшего его через учеников благочестивому русскому народу. Духовный подвиг преподобного Паисия состоял в переводе с греческого языка «деятельных» творений святых Отцов и воплощении в жизнь свою и учеников древних аскетических наставлений.

Исаак Сирин

Православие / Религия, религиозная литература / Христианство / Религия / Эзотерика
История Русской Православной Церкви 1917 – 1990 гг.
История Русской Православной Церкви 1917 – 1990 гг.

Книга посвящена судьбе православия в России в XX столетии, времени небывалом в истории нашего Отечества по интенсивности и сложности исторических событий.Задача исследователя, взявшего на себя труд описания живой, продолжающейся церковно-исторической эпохи, существенно отлична от задач, стоящих перед исследователями завершенных периодов истории, - здесь не может быть ни всеобъемлющих обобщений, ни окончательных выводов и приговоров. Вполне сознавая это, автор настоящего исследования протоиерей Владислав Цыпин стремится к более точному и продуманному описанию событий, фактов и людских судеб, предпочитая не давать им оценку, а представить суждения о них самих участников событий. В этом смысле настоящая книга является, несомненно, лишь введением в историю Русской Церкви XX в., материалом для будущих капитальных исследований, собранным и систематизированным одним из свидетелей этой эпохи.

Владислав Александрович Цыпин , прот.Владислав Цыпин

История / Православие / Религиоведение / Религия / Эзотерика
Мера бытия
Мера бытия

Поначалу это повествование может показаться обыкновенной иллюстрацией отгремевших событий.Но разве великая русская история, вот и самая страшная война и её суровая веха — блокада Ленинграда, не заслуживает такого переживания — восстановления подробностей?Удивительно другое! Чем дальше, тем упрямей книга начинает жить по художественным законам, тем ощутимей наша причастность к далёким сражениям, и наконец мы замечаем, как от некоторых страниц начинает исходить тихое свечение, как от озёрной воды, в глубине которой покоятся сокровища.Герои книги сумели обрести счастье в трудных обстоятельствах войны. В Сергее Медянове и Кате Ясиной и ещё в тысячах наших соотечественников должна была вызреть та любовь, которая, думается, и протопила лёд блокады, и привела нас к общей великой победе.А разве наше сердце не оказывается порой в блокаде? И сколько нужно приложить трудов, внимания к близкому человеку, даже жертвенности, чтобы душа однажды заликовала:Блокада прорвана!

Ирина Анатольевна Богданова

Проза о войне / Современная русская и зарубежная проза / Православие