Читаем Житие мое 2003 полностью

Исполнилось мне о ту пору 16 лет, как говорится, "девочка созрела", и захотелось ей сделать что-нибудь нужное, важное, значительное; как говорится, оставить мокрое пятно на страницах истории. Года за два до этого знаменательного события моя подростковая энергия была успешно направлена в сторону бумагомарания (под влиянием А Сапковского, которым я очень увлекалась, пока оный с фантазией матерого инквизитора не уморил всех своих положительных героев, за что был предан анафеме с моей стороны — я очень бережно отношусь к главным героям, и, если они ухитрились дожить до конца, невесть как выдержав полет фантазии автора, грех мочить их в последнем абзаце).

Как и следовало ожидать, мое первое произведение напоминало плагиат на всю читанную мною фантастику, замешанный на идиотском юморе и испещренный словами "быть, был, было" — самыми, с моей точки зрения, универсальными глаголами после "иди на…". Читать его без омерзения могли только две мои лучшие подруги, которые по совместительству являлись главными героинями романа. У них-то мой опус шел на ура, и в конце концов я возомнила себя настоящим писателем, и решила одарить своими мудростью и талантом тысчонку-другую бедолаг, невесть как живших до издания моего романа, и, несомненно, чахнувшими без него, как кактусы в пустыне. Поделившись своими откровениями с подругами, я без труда заручилась их горячей поддержкой — одна согласилась быть моим менеджером (за 15 %), вторая — восторженным чиаттелем № 1.

Итак, я во всеоружии отправилась… куда бы вы думали?

В Дом Печати, конечно.

Глупо было ожидать, что там меня встретят с распростертыми объятьями и присоленным хлебом на расшитом полотенце. Мы угодили в ДП в сезон отпусков, и там было тихо, пусто и холодно, как на складе макулатуры.

«Менеджер» развила бурную деятельность, за 20 мин поставив на уши сонных обитателей 5 кабинетов, тыча им под нос пухлую папку (98 стр) и утверждая, что ДП крупно повезло.

Обыватели упорно не верили и норовили запереться в кабинетах изнутри. Наконец — лишь бы противные девицы покинули храм белоруской печати, нам подсунули адресок журнала "Неман"…

Да. Это был тот самый Неман, где печатались такие заслуженные графоманы, как Я.Купала, Я.Колас., В.Короткевич… но мы-то этого не знали!

И мы покорно потопали в Неман.

Я думаю, нас пустили в кабинет главного редактора лишь от неожиданности. Возможно, во время нашей с ним беседы, секретарша тов. Машкова вовсю названивала в ближайшее заведение для лиц с нестандартым поведением, но такие мелочи жизни не могли охладить энтузиазма моего менеджера.

— Здравствуйте! — Завопила она с порога. — Мы принесли вам уникальное произведение! Вот его автор! А это — восторженный читатель!

"Восторженный читатель" издал сиплый звук, смахивающий на последний хрип удавленника, затравленно оглянулся по сторонам и кинулся наутек, не попрощавшись.

В кабинете повисла гнетущая тишина. Автор, таскающий за собой (несомненно, насильно!) восторженного читателя, произвел на редактора некоторое, явно нездоровое, впечатление.

— Ну, и что вы мне принесли? — Вкрадчиво, отечески-ласковым тоном психиатра поинтересовался Машков.

Я без слов положила перед ним папку. Посмотрев на меня… на менеджера… снова на меня… на папку… он решился ее развязать с таким мученическим видом, словно в ней содержалась пластиковая бомба.

По его побледневшему лицу очень скоро стало видно, что лежащее там намного хуже.

По-моему, ему хватило эпиграфа:

Праздник для нечистой силы

Полнолуния деньки

В полнолунье на могилы

Вылезают мертвяки

Не осветят все дорожки

Городские фонари

Уноси скорее ножки

И обратно не смотри

Под этим кошмаром была намалевана жуткая харя с выщеренными зубами.

— Э-э-э.. — Вы где-нибудь раньше печатались? — Машков, по-моему, сам ужаснулся своему вопросу.

— Нет. — С достоинством непризнанного таланта объявила я, страстно жалея, что на мне нет римского плаща, который можно было бы эффектно закинуть на плечо.

— Э-э-э… А где вы учитесь?

— На биофаке! — Гордо ответила я, не упоминая, что поступила на биофак примерно неделю назад.

Машков был сражен наповал. ТАКОГО, да еще ТАКИЕ ему явно никогда не приносили. Он мужественно пообещал нам прочитать сей литературный перл, отрецензировать и даже вернуть назад! (см. на обложке журнала "не рецензируются и не возвращаются)

И он сдержал свое слово.

Рецензия: "Язык хороший, если напишете что-нибудь еще — не фантастики, приносите, опубликуем."

*****

Разумеется, никуда я не пошла, решив остаться непризнанным гением:))))

#

Опровержение:)))

Степень раскаяния: flirtyflirty

Tags: стеб

Неделю назад я запостила отзыв о Гарри Поттере, чем смертельно оскорбила мужа, сравнив его с эльфом Добби, которого предварительно сравнила с Путиным, из чего муж заключил, что он похож на Путина, на которого похожим быть совсем не хочет, во!:))

Муж, честное слово, ты не похож на Путина! Только на эльфа! Скажем так: Добби похож на помесь мужа с Путиным, причем, если бы не некоторые черты мужа, эльф был бы абсолютно несимпатичным!:)))

И вообще ты у меня самый-самый хороший!!!!

#

Нет, надо идти в дворники…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза