Житие Одинокова

Из Послания У. Черчилля — И. В. Сталину

30 декабря 1942 года

На тунисском выступе державы оси удерживают своё предмостное укрепление, которое нам почти удалось захватить при первом натиске. Дело выглядит теперь так, что бои здесь будут продолжаться в течение января и февраля. Я надеюсь, что армия генерала Александера овладеет Триполи в начале февраля. Весьма вероятно, что Роммель отступит в направлении тунисского выступа со своими силами, которые достигают приблизительно 70 тысяч германских войск и такого же количества итальянцев. Две трети всех войск состоят из административно-снабженческих частей. Война на африканском побережье обходится противнику очень дорого ввиду тяжёлых потерь, которые он несёт при перевозках и в портах. Мы сделаем всё возможное для скорейшего окончания этой операции…

…На командный пункт армии приехал командующий фронтом генерал Рокоссовский. Спросил командарма Батова:

— Как развивается наступление?

— Войска продвигаются.

— Точнее, пожалуйста. Как продвигаются?

— Ползут.

— Далеко ли доползли?

— До второй горизонтали высоты 1215.

Рокоссовский засмеялся:

— Если войска вынуждены ползти, да ещё до какой-то воображаемой горизонтали, то не лучше ли прекратить наступление?

— Нет, там сильная часть, штрафбат вашего имени.

— Как это, моего имени?

— Они сами себя зовут «бандой Рокоссовского», — пояснил командарм.

— Надо же!.. И они возьмут курган?

— Возьмут.

— Тот, который до них штурмовали шестнадцать раз?

— Предлагаю пари, товарищ командующий фронтом.

— Пока не ознакомлен со всеми обстоятельствами, пари принимать не могу.

— …А кто у вас самый отчаянный? — спросил Рокоссовский.

Беседовали уже с полчаса. До этого командующий фронтом осмотрел взятую ими высоту. Сказал, что взять эдакую крепость — была непростая задача. Когда пришли в лагерь, за руку поздоровался со штрафниками: многих знал лично по совместной работе на фронтах. Повар с помощниками накрывали стол к обеду. Тут-то комфронта и спросил, кто самый отчаянный. Ему указали на Василия.

— Одиноков, — подсказал ему сзади комбат. — В ходе боя за высоту трижды поднимался первым, увлекая за собой всю цепь.

Лицо Рокоссовского просветлело: он узнал бойца в самом начале визита, только имени вспомнить не мог.

— Точно! — засмеялся он. — Василий Одиноков! Ведь это вы принесли нам немецкую карту. Вы были красноармейцем и сидели в присутствии аж четырёх командиров.

— Я, товарищ командующий, болен был, — смутился Василий. — А как поживает товарищ военврач, то есть Галина Васильевна? Извините, если зря спросил…

— Нормально поживает, спасибо. Здесь она, на Донском фронте. Если вас ранят, к ней попадёте, как и в прошлый раз. А вы за что в штрафбате?

Василий коротко рассказал, как «братался» с врагом.

— Понятно, комбатом были… А в каком звании?

— Старший лейтенант.

— Партийный?

— Был. Сейчас исключили. И правильно, наверное. Какой из меня коммунист? Я не соответствую, мне христианская идея ближе.

— Немцы тоже христиане, — с интересом сказал Рокоссовский. — Много ли нам с того радости?

— Надо подумать, Константин Константинович, — ответил Вася. — Каждый-то немец, отдельный, он тоже человек. Их бы надо распропагандировать, что их Гитлер — антихрист. Пусть они к нам переходят.

— Интересная мысль! — и Рокоссовский пригласил к дискуссии остальных: — А вы что думаете, товарищи?

— По опыту знаю, — ответил бывший полковник, — что если обращаться к разуму человека, можно многого добиться.

— А какой же разум в религии? — возразил другой.

Саша Смирнов сообщил, что в работах классиков марксизма-ленинизма есть указание на перетягивание врагов на свою сторону через пропаганду наших лучших идей. Один из бывших полковников предложил призвать немца биться с империализмом, чтоб они повернули, так сказать, штыки в другую сторону.

— Это вряд ли получится, — вздохнул Рокоссовский. — Не так всё просто.

— Мы их остановили, — убеждал Василий. — Христос на нашей стороне. Если немцам сказать, что их положение безнадёжно и дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла… Не Гитлеру сказать, нет, а простым солдатам. Вы — командующий фронтом, Константин Константинович. Скажите им.

— Ультиматум им, что ли, отправить? — задумчиво спросил Рокоссовский. — В лучших традициях рыцарского благородства.