Житие Одинокова

Около полудня 30 июня Сталин позвонил начальнику Генштаба Жукову, приказал вызвать в Москву командующего Западным фронтом Павлова. Вместо него командовать фронтом был отправлен в Смоленск нарком обороны, председатель Ставки Тимошенко. Первый заместитель начальника Генштаба Ватутин тоже покинул Москву: его Сталин отправил начальником штаба на Северо-Западный фронт.

Через несколько дней Ставку Главного Командования, чтобы не обижать Тимошенко увольнением, ликвидировали, а взамен создали Ставку Верховного Командования. Сталин возглавил её, но не как председатель Ставки, а как Верховный Главнокомандующий, превратившись ещё и в военного вождя СССР. Товарищ Берия мог быть спокоен: отныне ни один генерал не посмел бы послать товарища Сталина по матушке…

Теперь он чувствовал себя готовым к тому, чтобы говорить с народом.

В 5 часов утра 3 июля нарком связи Иван Пересыпкин и диктор Юрий Левитан были уже в Кремле. В 6 часов пришёл Сталин. Поздоровался, спросил: «Ну как, готово?» — «Да, всё готово». Сел за небольшой столик, на котором стояли микрофоны, бутылка воды «Боржоми» и стаканы. Левитан объявил о выступлении председателя ГКО.

«Товарищи, граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои…» — так начал Сталин. Рядом со словом «товарищ», главным обращением к советскому человеку, поставил православное «братья и сестры».

«Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определённый выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии.

Что выиграла и что проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьёзным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией…»

Глава девятая

Село Кузьминка. Тишина. Неделю не было такой тишины… Для них, побывавших в боях и уже отступавших, это показалось подозрительным. Не к добру такие подарки в боевом охранении. После тишины немцы обязательно устроят какой-нибудь тарарам… Точно! Началось: сначала обстреляли из пушек их окопавшееся отделение, потом перенесли огонь дальше: бууу-бууу-бууу, из пулемётов — ду-ду-ду. Пули посвистывают.

А они в персональных окопах лежат, перекрикиваются:

— Васька, живой?

— Сейчас посмотрю…

— Эгей, вы тут? Аль уже сбежали?

— Тут мы, тут. Как бы нам тут и не остаться навеки…

— Щас пойдут! — заполошно закричал красноармеец Иваниди. Он вообще нормальный, но — хоть и грек по паспорту, и возраст уже солидный, под тридцать — перед боем на него «накатывает», начинается бесконечная болтовня, будто он, сыпля словами, выкидывает вместе с ними свой страх. — Щас пойдут!

Но — не идут. Куда делись?

— Сарматов! Сарматов! — орёт комвзвода лейтенант Титов, повернувшись в сторону колокольни, что пристроена к церкви святых Козьмы и Дамиана. С верхушки колокольни летит пыль. — Сарма… — голос сорвал. Хрипит: — Крикните кто-нибудь…

— Сармат! — гаркнул старшина Нестерович. Он сам здоровый, и голос ого-го.

Но — тишина сверху. Молчит «вперёдсмотрящий» Петька Сарматов. Убили? Ранен? Ничего не понятно.

Титов огляделся, выбрал Ваську:

— Одиноков! Мухой наверх. Разберись на месте, что к чему. Если ранен — крикни и сюда тащи. Если убит — останешься там за пулемётчика.

— Есть!

Пробегая мимо сидящего в своей норе Мирона, махнул рукой вверх:

— А я поближе к небу полезу! А вы тут давайте, держитесь!

У Мирона окопчик помельче, чем Васин. Хотя вроде оба рыли по уставу. И стоя можно стрелять, и посидеть где есть, и хороший бруствер в сторону врага.