Внешне Старец выглядел как обычный монах. Среднего роста, приблизительно метр шестьдесят, очень худой от многолетней аскезы, черты его лица были красивыми, гармоничными и тонкими. Весь его внешний вид излучал доброту и сострадание.
Его взгляд был живым, выразительным (он мог «говорить глазами»), проницательным и искрометным, движения — исполненными мира, уверенности и благородства. Борода была средней длины, густая и — незадолго до кончины — почти вся белая. Волосы — черные с сединой, очень густые, они доставали до плеч. Обычно он носил плетеную шерстяную скуфью, достаточно толстую, чтобы она защищала от холода. Когда он выезжал в мир или шел в монастырь, то надевал обычную святогорскую скуфью.
Ладони его были больше обычного, сильные, чувствовалось, этот человек занимается физическим трудом. Он имел большие ступни ног, непропорциональные его росту. Зубов у него почти не было: оставалось только два на верхней челюсти и несколько передних на нижней. Духовные чада предлагали ему вставить зубы, но он отказывался.
Однако потом снизошел к их просьбам и вставил себе два «моста», когда он смеялся, их было видно. Несмотря на то что у него не было зубов, он говорил чисто, и отсутствие зубов не воспринималось как телесный недостаток. Он покрывался ярко выраженной Божественной Благодатью, под воздействием которой выглядел
До самой кончины он был сверхчувствительным. Он за километр чувствовал табачный дым. Слух имел очень чуткий, острота зрения вызывала изумление: на дальнем расстоянии он мог разглядеть даже мелочи. Нося «плюсовые» очки, он до самой кончины вырезал иконки с тонкими деталями. Старец выглядел как обычный человек, однако скрывал в себе
Седой, немощный и беззубый старик — и одновременно лев. В нем было что-то сильное, решительное, Божественное. В немощном и маленьком теле скрывалась мужественная душа. Эта душа обладала многой силой и
От природы Старец был открытым и благодарным человеком. Он любил оказывать гостеприимство и милостыню — настоящий человек благословенного Востока. Любил рассказывать веселые истории с духовным содержанием, от сердца смеяться. «К сожалению, сегодня, — говорил он, — многие утеряли естественный смех». Сострадая чужой боли, Старец мог разразиться рыданиями, он мог, как родного брата, обнять и поцеловать человека, испытывающего боль, хотя видел его первый раз, мог пойти на любую жертву, чтобы облегчить его участь и помочь ему. И все это он совершал от сердца, естественно и непринужденно.
Старец приносил себя в жертву ради того, во что верил, и ради любви к ближнему. Он терпеть не мог двуличности, подлости и бессовестности, чтил и уважал людей добродетельных, благоговейных, тех, кто имеет идеалы и трудится на благо Церкви и народа, у кого есть любочестие, кто отличается духом жертвенности. Он говорил: «Я ношу в своем сердце тех, кто отличается добротой, благоговением и простотой».
Перед самым последним человеком, особенно если у него была страдающая и чуткая душа, Старец беспредельно смирялся, повергался в прах. Однако одновременно он, как достигающая небес гора, как непоколебимая скала, возвышался перед угрозами и устрашениями, лестью и лукавыми дарами сильных века сего. Его не устрашали угрозы, опасность и смерть, он был неуязвим для клеветы и даже для физических нападений
Человек с богатым внутренним миром, он умел чувствовать чисто — к эмоциям любого рода это отношения не имело. Совершенный человек, человек Божий — рожденный Богом образ, украшенный драгоценной мозаикой — добродетелями. Это было «