Житие старца Серафима Саровской обители иеромонаха, пустынножителя и затворника. С приложением его наставлений и келейного молитвенного правила

От матери не утаилось направление сына, простосердечно являемое; в душе она соглашалась с ним, одобряла его, радовалась. Лицо ее покрывалось заботой только тогда, когда она заглядывала в будущее и задумывалась над вопросом: какой род занятий и жизни выберет для себя сын ее? По прошествии еще немногих лет и этот вопрос начал проясняться. Прохор стал заговаривать о монастыре, вызнавал осторожно мысли матери и спрашивал как бы предположительно: «не пойти ли ему в монастырь?» Видит, что мать не противоречит его желанию, охотнее хотела бы отпустить, чем удержать его в мире, и желание монашеской жизни от того еще сильнее разгоралось в нем. Тогда Прохор начал говорить о монашеской жизни с людьми знакомыми. Во многих нашел сочувствие своему намерению и одобрение; а купцы Иван Иванович Дружинин, Иван Степанович Безходарный, Алексей Семенович Меленин и еще двое, подавали надежду идти вместе с ним в обитель и навсегда остаться в ней для спасения души. На семнадцатом году жизни намерение оставить мир и вступить на путь иноческой жизни окончательно созрело в Прохоре. И в сердце матери образовалась решимость отпустить его на служение Богу. Тем беспрепятственнее она думала сделать это, что и сама не оставалась еще в совершенном одиночестве: с ней был другой сын ее, известный уже нам, Алексей, по характеру довольно несхожий с Прохором, отличавшийся больше склонностью к мирским занятиям, чем к упражнениям духовным. Тогда семнадцатилетний Прохор Мошнин, следуя церковно-гражданским установлениям духовного регламента, взял себе увольнение от Курского городского общества[3], сделавши таким образом начальный шаг отречения от мира в пользу иночества. Трогательно было его прощание с матерью! По русскому обычаю, собравшись совсем, они посидели немного, потом Прохор, встав, помолился Богу и, поклонившись матери в ноги, просил ее родительского благословения. Агафия дала ему приложиться к иконам Спасителя и Божией Матери, потом благословила его медным крестом. Взяв с собой этот крест, как знамение материнского благословения, как символ, в котором соединяются все обязанности инока, о. Серафим до конца жизни сохранил его, нося всегда открыто на груди своей. Таким образом мать и сын простились друг с другом. С горькими слезами провожала его вдовствующая Агафия; мысль удержать юношу при себе вращалась в ее уме, но опасность отвлекать человека от доброго намерения и страх принять на себя дурные последствия отвлечения, успокоили волнение души. Прохор верно плакал не менее матери, но скорбь – естественное явление всякой разлуки – не останавливали его дома, мысль его стремилась туда, куда призывали его пути Божии. Перекрестившись на церковь Божию, молодой юноша с задумчивым видом, с тайной мыслью в сердце оставил, подобно Аврааму, свою родину и дом отца своего.

II. От вступления в пустынь до пострижения в монашество

Намерение, с которым Прохор оставил родину. Его путешествие в Киев. Возвращение на родину и последнее пребывание в ней. Приход в Саровскую пустынь. Жизнь Прохора в звании послушника до пострижения в монашество.

Куда же пошел молодой семнадцатилетний юноша Прохор, оставивши родной дом, мать, брата и имение? Было ли у него определенное намерение на счет того, где поселиться? Без всякого сомнения, он имел в виду посвятить себя Богу в звании монашеском. Но где именно? В каком монастыре? – эти вопросы, давно занимавшие его, озабочивали и теперь. Слава подвижнической жизни иноков Саровской пустыни, где подвизались уже многие из курских жителей, где и настоятелем в то время был курский уроженец Пахомий, склоняли его идти к сим подвижникам. Но предварительно ему хотелось быть в Киеве, чтобы в Киево-Печерской лавре, этом рассаднике русского иночества, посмотреть на труды киевопечерских иноков, получить советы, наставления, утверждение в своих мыслях и благословение от какого-нибудь подвижника, в духовной жизни твердого и опытного, и наконец помолиться и благословиться у св. мощей преп. Антония и Феодосия, первоначальников иночества и прочих угодников Божиих, в Киеве почивающих. И так Прохор отправился с благословением материнским на шее и с посохом в руках в Киев. Вместе с ним шло еще пять человек курских купцов: это были те самые, которые вместе с Прохором возымели намерение, оставив мир, удалиться в пустынь. Все они после и пошли в монастырь, кроме купца Алексея Семеновича Меленина, у которого, по непредвиденным обстоятельствам, остались после смерти родителей на попечении пять братьев и три сестры.