Житие святого Северина

Я думаю, что многие разжигатели розни между последователями разных догм и людьми разных кровей и языков просто-напросто удовлетворяют так свою жажду крови, насилий, власти над другим человеком, неважно — виновным или невиновным. Таких истреблять просто необходимо, и я слышал, что в языческие времена были жрецы Зевса Измерителя, искавшие таких нелюдей в людской шкуре и травившие их только им известным ядом. Но жрецов таких не встретил, и рецепт яда мне не попался… Но всё чаще я стал себя сдерживать и всё чаще стал обходить «горячие места» стороной. Я не отказывал в помощи больным, если видел, что могу им помочь, а взамен получал крупицы знания или сведения — где их ещё можно найти. И в итоге от года к году я становился всё закалённее телесно и всё более сильным духовно и умственно. От монахов-отшельников в «пустынях» Египта, Сирии и Киликии перенял я аскетическую закалку и, сочетая её с «сэтэп-са» и иными своими знаниями научился владеть своим телом в полную меру, научился давить в себе любое недомогание, чувствовать прохладу в адском пекле пустыни, ускорять или замедлять биение своего сердца — сегодня я остановлю его навсегда… Но я находил опыт, знания, а вот людей, о которых говорил отец — найти не мог. Дважды слышал о таких, но обоих живыми не застал — такие не заживаются. И к тому же Восток был слишком далёк от моего Запада, которому суждено было погибнуть первым. Это я запомнил намертво с первого разговора с отцом, это подтверждалось доходившими с Запада вестями. И я двинулся на родину, завершая многолетний путь по Римскому Миру, — через Азию к Эфесу. Там как раз должен был состояться Вселенский собор, и как же мне было не дождаться его начала и как было не проникнуть мимо стражи? Ведь от решений собравшихся в Эфесе епископов зависело многое во-первых, а во-вторых стоило присмотреться к тем из них, которые могут встретиться мне позже. И я не жалею о потерянном времени — увиденное в будущем пригодилось. Вы знаете — толпы монофизитских монахов с дубинами ворвались в храм, где собрались епископы, и, дробя дубинами руки непокорным, принудили всех проголосовать за монофизитскую догму. Да веруй я до этого в Бога — отрёкся бы от него в этот день. Он не вступился за владык кафолической церкви, как ранее не вступался за их противников и их паству. Ибо не было его и нет, а есть лишь те, кто торгует его именем и кормится с этой торговли, да в куда меньшем числе те, кто добры и честны, но не смеют верить в себя, а подменяют собственное величие отсветом чужого, тем самым отдавая на конечную погибель всё хорошее, что успеют сделать в жизни своей… Среди таких — и вы. Простите и подумайте…

Я ушёл из Эфеса, перебрался через Босфор, побывал в Константинополе, не преминул забрести во дворец, посмотреть там на многое и со многими побеседовать. С императором, правда, предпочёл не встречаться… Заглянул во Фракию, видел там целую деревню, где жители умели ходить босиком по горящим углям, не обжигая ног. Они внушали себе, что ожогов не будет — и оставались невредимыми. Я и сам так попробовал — получилось. Но обложи такого чудотворца соломой и подожги — сгорит, на такое пламя у него сил не хватит, как и у меня сейчас очень некстати не хватило сил продлить свои дни… Не миновал я и Эллады, где хотя и размножились после Алариховой резни эллиноязычные люди, но эллинами уже не были, так — людишки без присущего людям этой земли чувства связи с бессмертной славой её. Свернул оттуда на север — через Македонию и Иллирию. Шёл, замыкая круг, по землям, уже опустошённым готами и в те годы опустошавшимся гуннами. Я обошёл Римский Мир и везде видел смерть. Если людей не убивали варвары, то они сами убивали друг друга, а потом варвары добивали уцелевших и начинали бить друг друга не хуже римлян и ромеев, а потом среди трупов начинались болезни, косившие недобитых победителей и побеждённых, а уцелевшие гибли от голода, а если у последних выживших ещё что-то оставалось, то приходили сборщики налогов… Казалось, всё человечество движется к огромной воронке и мириад за мириадом, толкаясь и торопясь, рушится в неё. И ведь видел я города и селения, ещё полные живыми людьми, а в голове стучало: это будущие руины и будущие трупы среди этих руин и пожарищ… Ведь я искал все эти годы людей, способных противостоять дыханию смерти, и не нашёл их. Что-то надломилось во мне…