«Горячая точка» СНГ начала 90-х годов – никем официально не признанная Приднестровская Молдавская Республика (ПМР) – живет очень трудно. И, прежде всего потому, что ещё никто не ответил, что же плохого в том, если 235 тысяч молдаван, 202 тысячи украинцев, столько же русских, 15 тысяч болгар, 13 тысяч евреев, 5 тысяч гагаузов, 2 тысячи немцев и 26 тысяч лиц прочих национальностей, говоря на родных языках, но при этом прекрасно понимая друг друга, хотели и хотят жить единой семьёй? А им пришлось отстаивать это их естественное право в боях с теми, кто пытался очистить берега Днестра от любых языков, кроме румынского. В боях жестоких. И не приди им тогда на помощь Россия, крови пролилось бы ох, как много! Но и от тех боев, что прогремели, остались почти тысяча могил и ещё больше искалеченных жизней. И раны эти ноют тем сильнее, чем дольше политики разных стран будут считать их напрасными, не признавая права приднестровцев жить своей республикой.
Непризнанность государства с 700-тысячным населением, неурегулированность отношений с Молдовой и двойственность таковых с Россией и Украиной заставляют эту маленькую республику ощущать себя плацдармом чьих-то злонамеренных интересов и все время быть начеку, держа в постоянной готовности вооруженные силы, пограничные службы и прочие необходимые на случай «часа Х» атрибуты. Это больно бьёт по карману всех без исключения слоёв населения Приднестровья…»
Дальше я писал о людях, загнанных в угол тем, что они не могут ничего ни продать, ни купить. И всё это, потому что кто-то блюдет дипломатический политес, продиктованный интересами, не имеющими ничего общего с потребностями конкретных живых людей.
Через пару недель получил газету, прочитал статью на полстраницы «МН», увидел под ней свою подпись и пришел в ужас: в материале не было ни единого моего слова, а тем более моей мысли о необходимости прорыва блокады вокруг республики, многонациональный народ и руководство которой уповают на Россию. В статье повторялись чьи-то домыслы о сепаратизме незаконного правительства Приднестровья, о его милитаристских наклонностях, с которыми пора покончить.
И это должен был прочитать Юрий Смирнов, только что, не смотря на разруху и бедствие народа, безоговорочно победивший на выборах. И совсем не потому, что мы со Спицыным такие уж умельцы в организации предвыборных кампаний. А потому, что избиратели верили своему президенту, всецело разделяющему стремление народа к единению с Россией. И эту трескучую политконъюнктурную по тем дням белиберду могли за моей подписью прочитать люди, в которых я вселял веру в лучшее будущее республики!
У меня темнело в глазах от этого. Схватил телефон, набрал прямой номер главного редактора:
– Виктор Григорьевич, что вы делаете? Я разве это писал о Приднестровье?
– А что ты писал? Тут все акценты расставлены верно. Что тебя не устраивает?
– Меня не устраивает моя подпись под такой хренотенью. В ней нет ни одного моего слова.
– Странно. Я, признаться, не видел оригинала. А там про что-то другое было? И что теперь делать?
– В следующем номере напечатать мой материал, а относительно этой статьи дать поправку, что подпись Ионова поставлена под ней ошибочно. И хорошо, если назовете там автора.
– Так… Ну, ты не диктуй, что нам делать. Разберемся.
– Я готов разбираться вплоть до суда.
Лошак, не ответив, повесил трубку.
Поправку спустя пару недель напечатали петитом восьмого кегля внизу одной из внутренних страниц. Как всегда – облаяли громко, а извинились, едва пискнув. У меня окончательно оборвалось настроение, с которым я работал в «МН». Да и всё больше приходило понимание, что, печатаясь в Москве, я не становлюсь более известным человеком в городе, в котором живу. Потому что газета стремительно теряла число подписчиков в Нижнем. И дело тут не в качестве моих или прочих публикаций, а в ухудшении жизни нижегородцев и во всевозрастающей цене подписки на издания. То же самое происходило и в других городах. «МН» хирела на глазах, и однажды летом 1998 года я получил от Виктора Лошака письмо, в котором говорилось, что материальное положение ЗАО «Московские новости» не позволяет дальше иметь столь обширную корреспондентскую сеть, а по сему «спасибо за многолетнее плодотворное сотрудничество» и пшел вон по сокращению штатов.
Это не было ударом по самолюбию, потому что я уже давно и регулярно печатался в самом популярном тогда нижегородском еженедельнике «Биржа». И эти публикации гораздо больше тешили мое тщеславие, чем редкое теперь появление имени в столичной печати.