— Скажи нам, христианский философ: как может женский пол вместить во чреве Бога, на Которого не могут взирать даже ангелы?
Философ, показывая перстом кагану на первого советника, сказал:
— Если бы кто сказал, что этот первый советник не может принять в свой дом кагана и угостить его, когда это может сделать последний раб, то как бы мы назвали его: безумным или разумным?
— Даже и очень безумным, — отвечали иудеи.
Тогда философ предложил такой вопрос:
— Какое из всех видимых в поднебесной творений самое честнейшее?
— Человек есть самое честнейшее творение, — отвечали иудеи, — потому что имеет разумную душу, созданную по образу Божию.
— Поэтому неразумны те, — отвечал философ, — которые признают невозможным, чтобы в человеческой утробе вместился Бог, тогда как знают, что Он вмещался в терновый куст (купину) при Моисее. Разве купина, бездушное и бесчувственное творение, честнее чувственной и разумной твари, имеющей богоподобную душу? Кроме купины Бог вмещался в облако, дым и огонь, когда являлся Иову [35
], Моисею и Илии [36]. Особенно же чудесно то, что Бог вместился в честнейшую одушевленную тварь, желая явиться на земле и жить с людьми, чтобы избавить их от смертной язвы, нанесенной человеческому роду грехом Адама. От кого, как не от Самого Творца, скажите мне, должно было ждать врачевства и обновления честнейшему созданию, то есть роду человеческому? Не Давид ли предсказал:— В громе каменне и в гласе трубном не являйся нам к тому, Господи, не являйся нам к тому, Господи щедрый, но вселися в нашу утробу, грехи наши отыми.
— Если же Моисей молил Бога, чтобы вселился в наши утробы, то почему же вы порицаете нас, исповедующих, что Бог вселился в женскую утробу, и не просто женскую, но в девическую, чистую, непорочную и неискусобрачную? Он вселяется и в наши утробы, когда мы, христиане, причащаемся в таинственной жертве. Как видите, древняя молитва Моисея, записанная в ваших книгах по свидетельству раввина Ахиллы, исполнилась: Бог вселился в наши утробы, взяв грехи наши.
После обеда все разошлись и назначили день, в который снова будут беседовать о вере. В назначенный день все собрались и, по приглашению кагана, сели на отведенные места. Константин сделал такое предисловие к беседе:
— Вот я один между вами чужеземец, а все мы ведем беседу о Боге, в руках Которого все, и наши сердца. Когда мы будем беседовать, пусть тот из вас, кто силен в словах, если будет понимать, подтвердит наши слова, а если не будет, пусть снова спросит и мы постараемся разъяснить.
Беседу начали иудеи таким вопросом:
— Скажи нам: Бог прежде дал какой закон: Моисеев, или тот, какой содержите вы, христиане?
— Не потому ли, — отвечал блаженный Константин, — вы спросили меня, какой первый закон, чтобы потом сказать, что первый есть самый лучший?
— Да, — отвечали иудеи. — А поэтому следует повиноваться первому закону, как начальнейшему и самому лучшему.
— Если желаете исполнять только первый закон, то откажитесь от обрезания, — сказал иудеям Константин.
— Почему ты это говоришь? — спросили иудеи.
— Скажите мне поистине, — сказал Константин иудеям, — первый закон был дан в обрезании или в не обрезании?
— Думаем, — отвечали иудеи, — что во обрезании.
— Не Ною ли, — сказал Константин, — Бог дал первый закон? А это было до обрезания и после заповеди, данной в раю Адаму по его грехопадении. Бог завещал Ною, чтобы не была проливаема кровь человека: