Сначала я велел отрубить ему ступни у ног до самых костей, потом отрезать язык и выколоть глаза; а когда он обессилел от ран и едва уже дышал, я велел бросить его в темницу. Говоря по истине, я тяжко болел за него душою, как за своего согражданина, что погиб такой премудрый и красноречивый человек. Утром я велел вынести тело его, полагая, что он уже умер. И вдруг вижу его живым — вижу, что он даже сам идет ко мне, смотрит глазами и говорит языком. Увидав его, я подумал, что это привидение, и потому закрыл глаза свои, чтобы не видеть и подобие того, кто был врагом богов. Но когда потом я встал со своего места и вместе с прочими начал внимательно рассматривать явившегося, то, не доверяя одним только своим глазам, а и руками осязая — я убедился, что это действительно был Мина. И я тотчас же был побежден истиною, имея неложным своим свидетелем — совесть. Впрочем, царь, вот сам он стоит пред тобою! Вот и народ, видевший мучение его: пусть он засвидетельствует пред тобою, или же ты сам разузнай, как хочешь: действительно ли это чудо. Итак, скажи мне, — заклинаю тебя твоими богами, — если бы кто-нибудь увидел, подобно мне, Христа, так внезапно исцеляющего и оживляющего человека и проявляющего в таком чуде Свою силу, тот понял бы, что это — Бог Единый Истинный. Он есть Единый Творец первого человека, и обещал верующим в Него вечное Царство на небесах. Если бы кто-нибудь увидел всё это и постиг, неужели бы он отвергся такого Бога, и не захотел назваться другом Его? И неужели бы отвергся он такой благодатной силы, чтобы быть в состоянии, подобно Самому Богу, слепым давать зрение, хромых исцелять, горы переставлять, мёртвых воскрешать, — и всякий сотворенный предмет передвигать одним своим словом или одним мановением руки своей — имея при этом надежду на вечное блаженство и Царство Небесное? Неужели, кто оставил бы такового Бога и пренебрёг таким блаженством, а предпочел бы почитать ваших богов, и быть начальником и царем. Какого мнения ты был бы о таком человеке? Не показался ли бы он тебе безумцем и невеждою, не имеющим никакого понятия о том, что такое добро и истинная польза? Потому-то, царь, и я отверг всё заблуждение, ваши басни и ваших мерзких богов и все временные суетные блага, и обратился к Единому Истинному Богу, пожелав лучше показаться в глазах ваших безумцем, как сам ты назвал меня, и терпеть злополучие, чем считаться премудрым и избранным между вами. Итак, о нас ты все уже слышал теперь. Если же ты хочешь постигнуть силу Христову, то немедленно испытай это на деле: придумай для нас какое-нибудь величайшее мучение; если же ты не можешь придумать его, то позволь мне самому указать тебе виды всевозможных мучений и привести их на память пред тобою: ведь я немалое время был судьей и мучителем, и потому являюсь в этом деле чрезвычайно искусным. Отдай нас на съедение зверям, низвергни нас с горы в пропасть, брось в море, закопай живыми в землю, усеки мечом, сожги огнем, каждому отдельному члену нашего тела придумай соответствующее мучение, потому что и я, когда был ослеплен нечестием, делал все это со святым Миной, моим светильником, в познание истины меня приведшим.
В то время, как святой Ермоген столь безбоязненно говорил пред царем, народ дивился его дерзновенной и мужественной речи и подтвердил, что чудо, бывшее со святым Миною, действительно совершилось на глазах у всех. Царь же ни одного слова не мог сказать в ответ Ермогену. Зная же, что если бы он и вступил с Ермогеном в какое-нибудь продолжительное словопрение, то был бы только пристыжен, а боги унижены, — приказал сейчас же отсечь ему руки до плеч, а ноги до колен, и бросить их в огонь на глазах у мученика, чтобы сам он видел, как будут гореть члены его тела. Но мученик, подняв немного голову, при виде рук и ног своих в огне, сказал:
— Как счастлив я, что Бог принимает в жертву и приношение Ему те самые руки мои, которые я некогда воздвигал с мольбою к богам ложным, и те самые ноги, которыми я ходил по пути заблуждения!
Затем чрево его был пронзено копьем, и оттуда выпали все внутренности его, а остатки его еле дышащего тела палачи бросили, по приказанию царя, в реку. Что касается до святого Мины, то царь боялся испытывать его на словах, дабы не быть пристыженным его дерзновенным повествованием о тех чудесах, о которых он уже достоверно слышал, и чтобы не отторгнуть чрез это от веры в богов своих и остаток единоверных себе людей. Посему он прямо, без всяких расспросов, приказал отвести Мину в мрачную темницу и повесить там, связавши руки, а к ногам привязать весьма большой камень; это сделал царь с тою целью, чтобы умертвить Мину насильственною смертью после продолжительного висения и после того, как все составы его тела будут растянуты от сильнейшей тяжести. Святой же Мина, терпя все это, имел на устах своих слова псалма: «призри на страдание мое и на изнеможение мое» (Пс.24:18), и слова Апостола: «нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8:18).