Так и было сделано, и когда пламя уже взвилось вверх, Зария охватил страх, и он потребовал, чтобы Элин первым взошел на костер, по-видимому думая в душе своей, что, если Элин не отважится, покроет себя позором, а если дерзнет, погибнет; ему же, коль скоро он избавится от этого неустрашимого противника, без усилий достанется победа, и он сможет привлечь к себе всех. Когда этот божественный муж согласился первым подвергнуться испытанию и, помолившись, взошел в огонь, пламя обнаружило его великую святость, не [458]
дерзнув коснуться даже волос. Хотя волхв, с очевидностью обличив свой страх перед испытанием, при виде этого в трепете и ужасе пытался отступить или скрыться, надев шлем Аида, [569] но, подталкиваемый толпой, против воли вошел в пещь. Пламя тут же охватило волхва и пожирало с невиданной быстротой, так что, если бы великий Элин, сжалившись над несчастием Зария, не успел вытащить из огня этого тотчас же опаленного и жалкого человека, он сгорел бы дотла вместе со своими волхованиями и коварными уловками. Так огонь и истина победно попрали обман.Слушая этих людей, блаженная в великом своем ликовании испытывала различные чувства — радовалась, дивилась, просила, чтобы они отвели к епископу ее и сопровождающих ее братьев, дабы все вместе они стали жить в этом монастыре. Упрашивая их с упорной настойчивостью, она убеждает одного из толпы — его звали Евтропий — сделать для нее это и передать просьбу ее епископу. Евтропий заверяет, что епископ выслушает его на досуге, когда воротится к себе и малое время отдохнет.