Жюль Верн

Парижская жизнь захватывала целиком, она требовала отдачи. «Чем чаще я бываю в художественных и в литературных салонах, — признавался Жюль отцу, — тем больше убеждаюсь, насколько разнообразен круг людей, с которыми в Париже можно познакомиться. Количество их переизбыточно, но, как бы там ни было, люди эти умеют придавать беседе своеобразный глянец, усиливающий ее блеск, вроде позолоты. Впрочем, и такого рода бронза, и такого рода разговоры сами по себе ничего не стоят, хотя эти лица часто приняты в самом высшем свете и, по-видимому, на короткой ноге с самыми выдающимися людьми нашего времени! С ними за руку здороваются и Ламартин, и Наполеон, тут у них госпожа графиня, а там госпожа княгиня. Разговор идет о колясках, лошадях, егерях, ливреях, политике, литературе. О людях они тоже судят с самых современных позиций».

Мадам Баррер, содержавшая один из модных салонов, была близкой приятельницей Софи, матери Жюля, и дружила с дочерью Александра Дюма-отца (1802—1870). По просьбе мадам Баррер шевалье д'Арпантиньи, известный хиромант и чревовещатель (Дюма-отец всегда страстно верил в любые, самые невероятные чудеса), любезно свел юного провинциала со знаменитым писателем. Правда, Жюль некоторое время колебался. Его так холодно встретили в доме республиканца Виктора Гюго, а тут сам Дюма… Сын наполеоновского генерала… Автор «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо»… Эти небожители так далеки от проблем молодых людей, только еще рвущихся к славе… Чем студент-юрист может заинтересовать писателя?

Но визит состоялся. И придал бодрости Жюлю Верну.

В замке Дюма «Монте-Кристо» можно было встретить разных людей.

Хозяин жил в атмосфере непреходящего праздника, винные погреба замка никогда не закрывались, вечерами над лужайками просторного сада вспыхивали фейерверки. Ох уж эти революции! Будем надеяться, что они не будут следовать одна за другой без перерыва! Революции, даже самые прекрасные, отвлекают людей от чтения, продажи книг сразу падают. Жизнь прекрасна, когда ее течение ничто не нарушает. Мир должен принадлежать художникам!

Дюма интенсивно работал.

Переписчики его рукописей всегда были заняты.

Угроза возможного банкротства? Смешно! Долги Александра Дюма-отца были столь велики, что о них можно не задумываться. Искусство — вот единственный достойный предмет для размышлений. Всё остальное не стоит потерянного времени! Курчавый, огромный, излучающий радость жизни Александр Дюма сразу и навсегда поразил Жюля. Конечно, Виктор Гюго был полубогом, но полубогом мраморным, холодным, занятым только собой, а Александр Дюма-отец меньше всего хотел говорить с юным и явно талантливым провинциалом о Париже. Зачем ему говорить о Париже, когда всё вокруг — Париж?! Когда он, Александр Дюма, и есть Париж! Зачем говорить о баррикадах и перестрелках, когда можно обсуждать невероятные приключения самого писателя, неоднократно пережитые на Ближнем Востоке и даже в России?

«Наверное, мой юный друг не слышал о том, как однажды мне удалось перепить самого египетского бея?»

Египетского бея? Трудно представить!

«Наверное, мой юный друг не слышал о том, как…»

Нет, конечно! Но если и слышал, можно выслушать еще раз.

«Похоже, мой юный друг — бретонец. Худой, синеглазый, белокурый…»

Жюль был покорен. Он всего лишь студент Сорбонны, он только готовится к адвокатской карьере. Да, он пишет стихи! Но их не сравнить со стихами того же Теофиля Готье. Да, он музицирует, пытается писать драмы, но…