Читаем Жюль Верн полностью

— Мой дорогой мальчик научился писать, как тот человек, который сочинил «Дон-Кихота», — заметил Барнаво по поводу одного, в юмористических тонах написанного, места. — Я угадал, — Жюль Верн прославит свое отечество, а я… Мальчик, дай мне еще порцию сердечных капель. Мне очень нехорошо…

В октябре Жюль Верн получил письмо от Онорины, она сообщала, что его отец серьезно болен, необходимо ехать в Нант, дорога каждая минута. В тот же вечер Жюль Верн выехал из Парижа и в три часа утра постучался в дверь родного дома. Ему открыла монахиня, и он всё понял.

— Когда? — спросил он.

— В одиннадцать пятьдесят пять, — ответила монахиня. — Пройдите к вашей матери, успокойте ее, она убита горем. Мужайтесь, месье! Весь Нант оплакивает усопшего.

Похоронив отца, Жюль Верн поспешил в Амьен, где жила его семья, недавно покинувшая Шантаней. Его встретила заплаканная Онорина. Жюль Верн опустился на каменные ступени крыльца и, боясь услышать что-то очень страшное, спросил:

— Мишель? Девочки?

— Барнаво, — ответила Онорина. — Вчера у меня был курьер от Этцеля. Наш Барнаво умер на «Сен-Мишеле». Юнга читал ему черновики твоего романа…

Жюль Верн заплакал — сперва тихо, по-детски, потом громко — так, как плачут взрослые, когда им очень больно. Рыдания душили его, и он не сдерживал их. Барнаво умер… Нет Барнаво…

— Пожалей меня, Онорина, я осиротел… Не могу представить себя без моего Барнаво!..

Надо было возвращаться в Париж. Для этого оставалась только одна узкая дорожка шириной в шесть километров. Грохотали пушки неприятеля. Было очень холодно. На улицах Парижа лежали умершие от голода. Жюль Верн поселился у Этцеля, сюда спустя две недели пришел Гедо. Издатель, ученый и писатель выдержали все ужасы войны. Почти на их глазах немного позже расстреливали восставших коммунаров.

— Конец мира, — говорил постаревший, исхудавший Этцель. — Когда умирает справедливость, умирает всё — и честь и высокое звание человека! В рядах Национальной гвардии, как мне известно, сражается наш друг Реклю. Пожелаем ему победы.

— Может быть, — заметил Гедо, — нарождается новый мир. Кровь коммунаров напрасно не прольется…

— Наши дети будут счастливее нас, — сказал Жюль Верн. — Их дети — я твердо верю в это — навсегда покончат с войнами, — наука поможет им в этом.

— Какая наука? — спросил Гедо, обращаясь и к Этцелю и к писателю. — Нет такой науки, друзья! Я вижу кровавую науку Галифе и Тьера, будь они прокляты!

— Я не знаю имени грядущей науки, — задумчиво проговорил Жюль Верн, — но она рождается в крови. Потомки наши не забудут того, чему мы являемся свидетелями.

Осенью семьдесят первого года Жюль Верн окончательно переселился в Амьен, — жить в Париже он уже не мог. Здесь всё было для него напитано ужасом и кровью.

На бульваре Лонгвилль он приобрел двухэтажный дом — внизу пять комнат, наверху три. При доме был большой сад, отгороженный высокой каменной стеной. Жюль Верн устроил для себя кабинет в круглой башне, которая возвышалась над южным углом дома. Из окон этого кабинета видны были бегущие поезда, соборная колокольня, спокойная поверхность Соммы; на ней слегка покачивался «Сен-Мишель» — новая яхта, размерами значительно больше прежней. На ней Жюль Верн и его семья в недалеком будущем совершат далекие, интересные путешествия… Свой рабочий кабинет Жюль Верн обставил очень скромно: простая железная кровать в углу за невысокой ширмой, старинное кожаное кресло перед конторкой — письменным столом писателя. На мраморной полке огромного камина бюсты Мольера и Шекспира. На стенах географические карты, в углу глобус.

Жюль Верн вставал в пять утра, завтракал и работал до девяти, когда подавался завтрак для всех обитателей дома. До полудня Жюль Верн редактировал написанное накануне. В анкете, опубликованной в «Ле Тан», он сообщил, между прочим, что, работая ежедневно пять-шесть часов, ему удается без усилий, легко и с наслаждением делать не менее половины листа. Дополнительная работа иногда убавляет количество написанного, но чаще всего увеличивает его. «Днем и вечером я гуляю, читаю, принимаю посетителей, друзей, отвечаю на письма. В начале одиннадцатого я уже в постели», — сообщал Жюль Верн.

Прах Барнаво покоился в земле на берегу Соммы, неподалеку от маленького, тихого Амьена. Раз в неделю Жюль Верн приходил на могилу своего необыкновенного друга, садился на низенькую деревянную скамью и надолго погружался в воспоминания.

Оставшееся после Барнаво имущество: берет, зеленая куртка, бархатный жилет с перламутровыми пуговицами и номер «Нантского вестника» от 9 февраля 1828 года — Жюль Верн хранил, как драгоценные реликвии.

<p>Часть третья</p><p>Амьен</p><p>Глава первая</p><p>16 ноября 1876 года</p>

В начале 1871 года Жюль Верн начал писать роман «Страна мехов» — первое произведение, героем которого является женщина, посвятившая себя науке, Полина Барнет. Рядом с ней в романе живет и действует и вторая женщина — эскимоска Калюмах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары