Читаем Жюль Верн полностью

— Не торопись, мой мальчик! Закок и его нарушители могут подождать. Твой профессор еще не выходил из дому, он сидит и ждет, когда жена отутюжит ему его трижды перешитый сюртук!

— Барнаво! — воскликнул Жюль и кинулся в объятия своего рыжего друга. — Барнаво! Ты здесь! Каким образом, откуда?

— Я здесь уже второй день, мой мальчик, — ответил Барнаво, смахивая с ресниц своих целую серию физико-химических доказательств искреннейшей радости.. — Со вчерашнего дня я снова швейцар. Вот как. А теперь беги наверх, — слышишь, звонят! Немедленно убегай, иначе я умру от разрыва сердца! Такой конец предсказан мне мадам Ленорман…

<p>Глава вторая</p><p>Волшебник Барнаво</p>

Случается, что и из палки выстрелишь, — говорит русская поговорка. Такой метафорически стреляющей палкой неожиданно оказался Барнаво.

В октябре Жюль проиграл на ипподроме все свои деньги. Его, как и многих других, подвели лошади: по мнению знатоков, Ласточка и Звезда должны были прийти первыми, а они пришли через полминуты после Красотки и Резвой. Жюль, никого не слушая, поставил на двух чистокровок — Лауру и Хозяйку. Первыми пришли Звезда и Ласточка.

В кармане осталось пять су. Очередное пособие от отца и продовольственная посылка от матери придут через две недели. Попросить у хозяйки? Нельзя, — мадам Лярош и так уже кормит Жюля в кредит. Не следует закабалять себя добавочным кредитом на излишнее, коль скоро это излишнее в тех же руках, которые милостиво отпускают необходимое. Можно попросить у Мюрже; этот даст охотно, тем более именно теперь, когда решительно забросил стихи и занялся исключительно прозой. Но Мюрже даст не больше пяти франков. Сказать о своих затруднениях Иньяру?

Жюль пожаловался на свое стесненное положение Барнаво, совершенно не рассчитывая на помощь. Барнаво сострадательно почмокал губами и стал качать головой, вздыхая и потирая руки.

— Тебе, мой мальчик, нужны деньги… Ты проигрался… В этом нет ничего страшного. Вся наша жизнь есть чередование выигрыша и проигрыша. Плохо, когда в этом чередовании портится механизм и человеку чаще приходится туго и реже хорошо. Человек слабого характера, испытывая нужду, кончает тем, что умирает от истощения. Сильный человек залезает в долги, теряет рассудок и, в конце концов, умирает от того же самого. Два пятна на брюках влекут за собою пятое, и тогда говорят: «А, черт с ними, когда-нибудь куплю новые!» Боюсь, что ты находишься в таком состоянии, что завтра же пойдешь к ростовщику…

— Мне нечего нести в заклад, — печально отозвался Жюль.

— Ты пойдешь к своим беспутным друзьям, и они научат тебя пить и есть в долг без отдачи. Этого я очень боюсь.

— Меня кормит моя хозяйка, мой дорогой Барнаво!

— Боюсь, что ты напишешь правду отцу и он, чего доброго, сляжет и не скоро встанет,

— Писать отцу не буду, Барнаво.

— О, если бы я владел капиталом! — воскликнул Барнаво, ероша свою изрядно поредевшую копну волос на голове. — Что я могу дать тебе, мой мальчик? Ну, одну тысячу, не больше. Мою единственную тысячу, больше у меня нет…

Жюль даже застонал от изумления. Он не верил ушам своим, но глазам верить был обязан: Барнаво достал из бокового кармана ливреи вкладную книжку государственного банка, раскрыл ее на той странице, где сказано было, что сумма остатка составляет одну тысячу одиннадцать франков.

Палка выстрелила. Жюль из чувства такта ни словом не обмолвился относительно того, что его очень интересовало, а именно: адрес той мастерской, где Барнаво фабрикует снаряды для своих волшебных выстрелов. Он просто-напросто согласился взять у Барнаво взаймы сто франков сроком на три месяца.

Барнаво был счастлив. Жюль еще раз сходил на ипподром и еще раз проиграл все свои деньги. Там же, в проходе между кассами и прилавками с абсентом, он дал себе честное слово, что никогда не придет сюда больше, никогда!

Барнаво помог Жюлю и в более серьезном деле.

Жюль встретил на улице Жанну. Она была одета по последней моде — в широком, похожем на домашний халат, манто, в черных с голубыми стрелками чулках, на голове сидела высокая, с маленькими полями шляпа-корзиночка, с цветами из бархата и шелка, густая вуаль закрывала ее лицо. Жюль узнал Жанну по какому-то повороту головы, движению руки, походке, по улыбке, золотым зайчиком пробежавшей по темно-синей вуали…

Жанна шла под руку с человеком в цилиндре: взглянув на представительную, самоуверенную фигуру этого человека, Жюль решил, что перед ним не кто иной, как директор «Глобуса». Жюль посмотрел вслед Жанне и зашагал позади нее. Он слышал ее голос, и сердце его ныло. В нем еще жила любовь к этой забывшей о его существовании красивой парижанке. Отдавшись безотчетному порыву, он перегнал Жанну и пошел навстречу ей. Щеки его пылали, дневной шум Парижа смолк, в городе вдруг стало тихо, как в Нанте после девяти вечера, все звуки словно опустились в воду. Поравнявшись с Жанной, Жюль произнес:

— Здравствуй, Жанна!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары