Читаем Жюль Верн полностью

Жюль дал понять матери, что он согласен с отцом: литература — весьма неверное и даже опасное дело в том смысле, что ты имеешь все возможности разменяться на мелочи и тем погубить себя. Да, отец прав, — его старший сын забрался в дремучий лес, где бродят великаны; они бренчат на рояле и брызгаются чернилами, они пишут куплеты и порою голодают; но, несмотря ни на что, дорогая мама, литература сильнее всего. «Она мое призвание», — сказал Жюль. Мадам Верн не оспаривала доводы сына, — втайне она соглашалась с ним, догадываясь, что сын ее рожден для литературы и будет заниматься ею даже и в том случае, если станет адвокатом.

— Делай что знаешь, только не будь несчастным, — сказала мадам Верн.

Наступило время обеда. Мадам Верн заявила, что Жюлю ни о чем не нужно заботиться и хлопотать, — всё необходимое она привезла с собой. Вконец сконфуженный Жюль исполнил приказание матери: открыл саквояж и начал доставать оттуда пакеты, свертки, банки, бутылки. Мадам Верн, вооружившись лорнетом, каждый номер своей гастрономической программы снабжала кратким примечанием:

— Твои любимые каштаны, Жюль; я поджаривала их сама и привезла самые горелые — по твоему вкусу. Это сыр. Понюхай, как он пахнет! Его нужно есть умеючи: много хлеба, поменьше масла и тонкую пластинку сыра. Здесь маринованный перец с цветной капустой и шантэнскими огурчиками. Этот хлеб испекла для тебя тетя Анна. Осторожнее, Жюль, ради бога, осторожнее! Ты сломаешь его, — это пирог! С мясом, рисом, яйцами и поджаренным луком. Эту банку с маслинами присылает мадам Дювернуа. Она по прежнему держит собак и дрессирует белых мышей. У нее есть одна мышь, которая танцует канкан! Жюль, что ты делаешь! На яблочную пастилу кладешь жареную утку! Она вся пропахнет пастилой! Ну, тут ничего особенного, обыкновенная сметана, прованское масло, охотничьи сосиски. А это…

— Вино! — воскликнул Жюль. — Персиковая настойка!

— В последнюю минуту эту бутылку сунул в саквояж отец, — благоговейно произнесла мадам Верн. — Если бы ты знал, как он тебя любит! Как легко привлечь его на свою сторону!..

— Стараюсь изо всех сил, — весело проговорил Жюль. — Мы еще будем друзьями, вот увидишь! Я добьюсь этого!

— Я верю в тебя, Жюль! И отец по-своему верит в тебя. Ах, Жюль! Если бы ты решился… Если бы ты сумел написать рассказ про адвокатов! Поднял бы их престиж! Увековечил!..

— И с приключениями, мама? О, я это сделаю, непременно! Как не пришло это в голову Пьеру Шевалье!..

— Пожалуйста, Жюль, напиши! Изобрази адвокатов как безупречных служителей добра и справедливости. Это понравится твоему отцу, да это так и есть. Это понравится всему сословию юристов. Сейчас они хлопочут о расширении своих прав, твой рассказ пришелся бы кстати. Дай мне кусочек сыру. Чокнемся, Жюль! Маленький мой! Твое здоровье!

— Твое здоровье, мама!

— Значит, ты напишешь такой рассказ?

— Конечно, не напишу, мама! Для такого рассказа нужен талант юмориста и сатирика. Прости, мама, я не заметил, как съел половину утки. Если в ты знала, как я люблю поесть!

— Ты упрям, Жюль!

— Весь в отца, мама.

— Ты нелепый человек к тому же!

— Весь в тебя, мама. Какой чудесный пирог! И подумать только, что такую прелесть где-то кто-то ест каждый день.

Жюль порозовел, повеселел, хандра оставила его. После насыщения он сел за рояль и исполнил несколько отрывков из оперетты «Игра в жмурки». Мадам Верн попросила познакомить ее с текстом этой веселой музыки. Жюль пропел несколько песенок. Мадам Верн сидела в кресле, обмахиваясь веером, и вслух выражала свое одобрение:

— Очень хорошо, Жюль! Очаровательно! Мой бог, что ты умеешь делать!

— Это очень плохо, мама! Очень плохо! Я еще не написал ничего хорошего, — всё в будущем.

— Не скромничай, сын мой! Я любуюсь тобою, я горжусь, что ты…

— Не надо, дорогая моя мама, не надо! — поморщился Жюль. — Подожди немного, я постараюсь написать что-нибудь такое, что… А сейчас разреши мне покончить с уткой и допить вино.

— Всю бутылку! Жюль!.. Кто-то стучит в дверь…

— Это наш Барнаво, — он всегда приходит кстати. Входи, Барнаво, и помоги мне в одном предприятии!

Через полчаса пришлось откупорить вторую бутылку: пришел Иньяр. Для суфлера осталось кое-что на донышке, — впрочем, он заглянул только на минуту. Когда пришел директор театра Жюль Севест, Барнаво сказал, что ему необходимо, как курьеру, куда-то сбегать. Он вернулся с двумя бутылками мадеры. Компания развеселилась. Барнаво исполнил очень старую песенку — «Моя невеста — жена барабанщика». Суфлер продекламировал монолог Гамлета из сцены с актерами.

В одиннадцать вечера в дверь постучали, и немедленно, не ожидая разрешения, в комнату вошли двое полицейских и привратник. Полицейские взяли под козырек. Старший из них спросил, кто из присутствующих есть Жюль Верн, бывший студент юридического факультета, ныне секретарь дирекции «Лирического театра».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары