Жюль Верн

Есть вообще нечто трогательное в том, что личное обаяние и литературный талант романтика Сталя привлекали к нему симпатию писателей, произведения которых он издавал: они доверяли его несомненному вкусу, его суждениям, его честности и добросердечию. Об этом свидетельствует его переписка с Ламартином, Бальзаком, Гюго, Жорж Санд, если говорить лишь о самых известных именах. Гюго, всегда очень ревниво относившийся к своим интересам, порою упорствовал, это не мешало ему в трудные минуты бывать должником своего издателя, который неизменно оставался ему предан. Бальзак очень охотно прибегал к его помощи, когда находился в отчаянном положении. Ламартин никогда не сомневался, что может рассчитывать на его дружбу. Все знали, что его деловая сметка всегда к их услугам. Что касается Гюго и Ламартина, то к восхищению их творчеством добавлялось еще и восхищение политической деятельностью.

Но, по-видимому, самые близкие дружеские отношения были у издателя с Жорж Санд. Их переписка свидетельствует о взаимной, полной доверия симпатии, которую они хранили всю жизнь. Он был для нее компетентным советчиком и защищал ее интересы вплоть до того, что наблюдал за репетициями ее пьес.

Этцель, подобно статуе Януса, имел два лика: один — обращенный к прошлому, другой — к будущему. Пропитанный классической литературой, он с жадным интересом относился и к новым формам выражения, благодаря чему в нем выработалось то тонкое чутье, которое помогало открывать и поддерживать новые литературные дарования, часто с материальным ущербом для себя[48].

За обликом издателя вырисовывался облик литературного критика. Трудно было отделить издателя Этцеля от писателя Сталя. Благодаря столь счастливому сочетанию он мог с полным основанием вмешиваться в работу своих авторов. На этцелевской выставке в Национальной библиотеке можно было видеть целую страницу Бальзака, перечеркнутую и заново переписанную Сталем! Санд с закрытыми глазами принимала критику своего издателя и с готовностью переделывала текст так, как он считал нужным. Талант Сталя допускал такого рода полезное сотрудничество.

Этот человек 48-го года, мечтавший о благородной и великодушной Республике, привлекал к себе людей, разделявших такие же убеждения, так что круг его друзей политически имел республиканскую окраску, то есть революционную в том смысле, что состоял он преимущественно из людей, находившихся в оппозиции ко Второй империи. После падения Наполеона III он сохранил эти левые тенденции, хотя не сочувствовал крайностям Коммуны, ставившим Республику под удар[49].

Жюль Верн, новый человек в кругу Этцеля, но разделявший его убеждения, отлично чувствовал себя среди этих людей, открытых всем новым веяниям, но в то же время уравновешенных, для которых понятие Республики неотделимо было от представления о порядке. Это сочетание мудрости и смелости не могло ему не нравиться. Среди друзей Этцеля были писатели и ученые. Силою обстоятельств он оказался в дружеской связи с Жаном Масе, которому поручена была должность главного редактора «Журнала воспитания и развлечения». Он познакомился с Сент-Клер-Девиллем[50], математиком Бертраном[51], Эрнестом Легуве[52] и, по всей вероятности, с Жорж Санд. Он несколько раз встречался с Этьеном Араго[53], братом Жака, умершего в 1855 году…

Для авторов, связанных с издательством, Этцель-Сталь был покровителем, мэтром, а порой и школьным учителем. Он не отказывался от этой роли по отношению к дебютанту и продолжал выступать в ней даже тогда, когда тот мог уже расправить крылья. Его замечания, его мнение, советы, критика всегда охотно принимались.

Утверждение, что Этцель как духовный отец заменил Жюлю Верну отца по крови, было бы верным лишь частично. Этцель действительно стал его отцом по духу, но отнюдь не вытеснив при этом образ родного отца, а, так сказать, переняв от него эстафету[54]. Между 1863 и 1870 годами влияние стареющего Пьера все время уменьшалось, в то время как влияние Этцеля усиливалось и благодаря дружбе между ним и Жюлем, и благодаря его авторитету литературного критика. В 1871 году Пьер скончался. Этцель заменил его в роли советчика и друга. Оба писателя не только питали друг к другу взаимное уважение и величайшую привязанность, но каждый из них высоко ценил творчество другого. Произведения Сталя походили на него самого: в них было изящество, элегантность стиля и трогательная чувствительность. Писателя-романтика восхищало в его «Вернишоне»[55] искусство повествования, познания, умение четко и убедительно очерчивать свои персонажи — иначе говоря, его изумительное воображение, поставленное на службу научному складу ума, однако он сожалел, что Жюль Верн слишком редко взывает к умиленной чувствительности.

Когда у Жюля Верна появлялась какая-нибудь идея, автор делился ею с издателем, и они вместе обсуждали ее. Затем Жюль Верн начинал работать над рукописью, которую и сдавал Этцелю.