Жюстина

– В этом нет ничего удивительного, – заявила ловкая бестия, – я не собираюсь ни скрывать, ни защищать эту девушку, раз она виновна в ужасном преступлении, о котором вы говорите. Вчера я была в той же гостинице, что и она, и уехала оттуда в самый разгар суматохи; когда я садилась в карету, эта девушка бросилась ко мне, умоляя взять её с собой в Лион, где она надеялась, по её словам, найти место, так как все потеряла в пожаре. Слушая больше свой разум, чем сердце, я её пожалела, вняла её просьбам. Потом, сев в карету, она попросила меня взять её в услужение. По доброте душевной я согласилась и решила отвезти её в Дофине, где находится моё поместье и моя семья. Конечно, это послужит мне уроком, теперь я сознаю, в какую неприятность может завести добродетель, но я постараюсь исправиться. Берите её, господа, она ваша, и упаси меня Господь, если я буду покрывать такое чудовище; я вверяю её в руки закона, только умоляю вас никому не рассказывать о том, что я имела несчастье поверить ей. Жюстина пыталась оправдаться, она хотела обвинить истинную виновницу. Её слова были встречены лживыми обвинениями, которыми наглая Дюбуа защищала себя, презрительно усмехаясь. О печальные плоды нищеты и скромности, богатства и нахальства! Возможно ли, чтобы женщина, называвшая себя госпожой баронессой де Фюлькони, излучавшая роскошь, козырявшая несуществующими землями и семьей, – могло ли такое быть, чтобы подобная женщина оказалась виновной в преступлении, в котором нисколько не была заинтересована? И напротив, разве не говорили все факты против несчастной Жюстины? Бедная, беззащитная, разве могла она оказаться правой? Жандарм зачитал ей жалобы Бертран – это она её обвиняла. По словам этой мегеры, наша сирота подожгла гостиницу, чтобы легче было обокрасть её, что она и сделала – взяла все до последнего су; это Жюстина бросила ребенка в огонь, чтобы привести бедную мать в отчаяние и скрыться, пользуясь этим. Кроме того, добавляла Бертран, Жюстина известна как девица дурного поведения, она чудом избежала в Гренобле виселицы, к которой её приговорили за убийство обманутого ею молодого человека, она же с непристойными намерениями приставала к монахам в Лионе. Одним словом, бесчестная Бертран сделала все, чтобы погубить Жюстину; озлобленная своим горем, она употребила чудовищную клевету, чтобы запятнать её. По ходатайству обвинительницы было проведено тщательное расследование на месте преступления: пожар начался на сеновале, несколько человек засвидетельствовали, что Жюстина заходила туда накануне вечером, и это было правдой. Служанка гостиницы неточно указала ей местонахождение туалета, и Жюстина поднялась на тот злополучный чердак, где оставалась достаточно долго, чтобы вызвать подозрения. Итак, несмотря на все её протесты жандарм приказал надеть на неё оковы.

– Но сударь, – всё-таки осмелилась Жюстина, – если бы я обокрала свою спутницу в Вильфранш, деньги должны быть при мне, так обыщите меня. Эта неловкая попытка вызвала лишь смех, ей заявили, что она была не одна, что наверняка у неё были сообщники, которым она передала деньги во время бегства. Тогда коварная Дюбуа, знавшая о клейме, которое когда-то сделал нашей героине Роден, разыграла жалость и обратилась к жандарму:

– Сударь, каждый день совершается столько преступлений, что вы извините меня за пришедшую мне в голову мысль. Если эта девушка действительно сделала то, в чем её обвиняют, тогда это наверняка не первое преступление на её счету: не может человек вот так вдруг решиться на подобное злодейство. Осмотрите её, сударь, прошу вас… Если вы обнаружите на её теле… Но если ничего такого на ней нет, позвольте мне встать на её защиту. Жандарм согласился на осмотр и собрался уже приступить к нему, как вдруг Жюстина воспротивилась:

– Одну минуту, сударь, проверка не нужна: мадам прекрасно знает, что у меня на плече есть ужасное клеймо, и знает также, какое несчастье стало его причиной; эта гнусная уловка с её стороны лишний раз свидетельствует о её злодеяниях, которые будут раскрыты в храме Фемиды. Везите меня туда, сударь, вот мои руки, вяжите их, только порок стыдится носить оковы – несчастная добродетель страдает от них, но их не страшится.

– Вот уж никак не думала, что попаду в самую точку, – покачала головой Дюбуа. – Но раз уж это создание благодарит меня за мою доброту гнусными инсинуациями, я согласна ехать вместе с вами, если это необходимо.

– Никакой нужды в этом нет, госпожа баронесса, – заверил её жандарм, – наша задача – найти только эту девушку; её признания, клеймо, которое она носит, являются достаточным обвинением; мы её забираем, а вам приносим тысячу извинений за столь долгую задержку вашей кареты. Бедную сироту, заковали в цепи и посадили на лошадь за спину одного из всадников, Дюбуа снова села в экипаж, напоследок оскорбив несчастную тем, что дала несколько экю стражникам, чтобы они смягчили участь заключенной до суда.