Жюстина

– Вы пришли к последнему моменту вашей жизни, – сказала старуха, – и одежда теперь вам не нужна: сбрасывайте с себя все до последней тряпки. Теперь я отрежу волосы на вашем влагалище, – продолжала дуэнья, когда Жюстина осталась без одежд. Когда и эта процедура была выполнена, она добавила: – Я завяжу вам глаза, и на вас накинут этот погребальный саван. В таком виде, с завязанными глазами Жюстину привели в салон, где старуха с помощью негров поставила её в весьма неудобное положение: её руки, поднятые вверх и привязанные к свисавшим с потолка веревкам, имели не больше свободы маневра, чем её ноги, крепко прикрепленные к полу. Потом она почувствовала на своем теле множество невидимых рук, которые несколько минут со знанием дела ощупывали её. После чего с глаз сняли повязку, и она увидела перед собой участников предстоящих утех. В их числе были люди, которые привели её сюда, поэтому мы представим их всех по очереди. Дольмюс и Кардовиль, оба в возрасте сорока пятипятидесяти лет, очевидно, были главными действующими лицами, оба занимали в Лионе самое видное положение. Юное создание по имени Нисетта, очень смуглая девушка не старше двадцати лет, была представлена как дочь Кардовиля и активная участница церемонии, которой должна была подвергнуться Жюстина. Брюметон, крупный юноша двадцати двух лет, свежий, как утренняя роза, обладатель великолепнейшего полового члена и не менее соблазнительной задницы, был брат Нисетты, о котором упоминал Сен-Флоран. Зюльма, очень эффектная двадцатичетырехлетняя блондинка с превосходной кожей, волнующими формами, неземной красоты глазами, излучавшая похоть каждой порой своего тела, также была активной участницей празднества, и Кардовиль объяснил Жюстине, что она

– дочь Дольмюса. У этой девушки тоже был брат: уродец лет двадцати шести, обросший шерстью как медведь, казавшийся самым неприятным и злым типом из всей компании, его звали Вольсидор. Что касается четверых юношей, которых Жюстина уже видела раньше, это были прекрасные предметы сладострастия и, очевидно, все четверо служили удовольствиям вышеупомянутой четверки; их зва– ли Жюльен, Лароз, Флер д'Амур и Сен-Клер. Обоим неграм было около тридцати лет, и, наверное, не было на свете чудовища с таким громадным членом, как у этих двоих африканцев: самый породистый осел показался бы щенком рядом с ними, и, увидев их, невозможно было поверить, что какое-нибудь человеческое существо в состоянии воспользоваться такими мужчинами. О старухе говорить не будем, Жюстина больше её не видела: очевидно, она служила второстепенной деталью забав этого общества. Все члены ассамблеи числом двенадцать человек окружили Жюстину, как только с глаз её сорвали повязку, и каждый стал изощряться в сарказме.

– Слушай, Кардовиль, – начал Дольмюс, – эта шлюха знает, что должна здесь умереть?

– А что ей ещё остается делать, – в тон ему ответил Кардовиль, – против неё сорок два свидетеля. И мы окажем ей большую услугу: она высказала нежелание проститься с жизнью в общественном месте, и мы прикончим её в этом доме. При этих словах бесстыдная Нисетта, оказавшаяся уже в объятиях Сен-Клера, который усиленно ласкал её, изрыгнула ужасное богохульное ругательство и заявила, что смотреть, как издыхает эта тварь, будет самым большим удовольствием в её жизни.

– Ради всего святого, что есть у меня во влагалище, – перебила её Зюльма, цинично ухмыляясь и каждой рукой теребя-по члену, – позвольте мне нанести ей последний удар. В это время оба отца и оба сына ходили вокруг жертвы, ощупывая её, как это делают мясники с быком, которого собираются купить.

– Давненько мы не судили такую отъявленную злодейку, – важно заметил Вольсидор, – чьи преступления абсолютно доказаны.

– Мои преступления! Абсолютно доказаны! – не выдержала Жюстина.

– Доказаны они или нет, – сказал Кардовиль, – ты погибнешь в огне, содомитка, да, ты сгоришь на медленном огне, но эту приятную обязанность мы возьмем на себя. Ты должна быть нам благодарна за это. Рядом послышалась возня: Нисетта млела от блаженства; вот она раздвинула бедра, испустила дикий вопль и в продолжение всего кризиса сквернословила, как пьяный извозчик. Кардовиль подбежал к дочери, опустился перед ней на колени, облизал влагалище, выпил извергнутое семя и спокойно вернулся к Жюстине.

– Ты с ума сошла? – подала голос прелестная дочь Дольмюса, которой Лароз отдавал с лихвой то, что от неё получал. – Какого дьявола ты кончила так быстро?

– Как я могла сдержаться, – отвечала Нисетта, – когда услышала такие умные слова моего отца?

– Не желаешь ли и ты услышать подобные речи, чтобы тоже извергнуться? – спросил свою дочь Дольмюс.

– Нет, мне требуется более сильное средство, папа, – ответила блудница.

– Развяжи эту девку, заставь её приласкать язычком мою вагину, и ты увидишь, как брызнет из меня сок.

– Потерпи немного, – сказал Дольмюс, – она не должна сходить с места, пока мы её не допросим, и я уверен, что этот спектакль возбудит тебя не меньше того, о чем ты просишь.