Жюстина

– Вы видите меня, сударь, – обратилась она к святому отцу, – в положении, весьма плачевном для молодой девушки. Я потеряла отца и мать; небо отобрало их у меня в возрасте, когда мне больше всего нужна их помощь; они умерли разорёнными, сударь, – и у меня больше никого нет. Вот все, что они мне оставили, – продолжала она, показывая двенадцать луидоров, – и негде мне преклонить мою бедную голову. Вы ведь пожалеете меня, не правда ли, сударь? Вы – служитель религии, а религия – обитель всех добродетелей; во имя Бога, о котором она говорит и которого я обожаю всеми силами своей души, во имя Всевышнего, чьим слугой вы являетесь, скажите мне, как второй отец, что мне делать и чем мне заниматься? Милосердный священник, разглядывая Жюстину в лорнет, ответствовал, что его приход переполнен, что вряд ли он сможет принять новую прихожанку, но что, если Жюстина желает служить у него, желает делать тяжёлую работу, в кухне для неё всегда найдется кусок хлеба. И поскольку, говоря это, служитель Господа принялся потихоньку поглаживать ей юбку на ягодицах, словно для того, чтобы составить для себя какое-то представление о их форме, Жюстина, разгадавшая его намерение, оттолкнула его со словами:

– Ах, сударь, я не прошу у вас ни милости, ни места служанки; слишком мало времени прошло с тех пор, как я рассталась с положением, более высоким, чем то, которое может заставить меня принять оба ваших великодушных предложения; я прошу у вас советов, в которых нуждается моя молодость и мои несчастья, а вы хотите потребовать за них слишком высокую плату. Служитель Христа, устыдившись своего разоблачения, поднимается в гневе; он призывает племянницу и служанку:

– Гоните прочь эту маленькую мерзавку, – кричит он. – Вы не представляете себе, что она мне предлагала… Сколько пороков в таком возрасте! И надо же осмелиться предложить эти гадости такому человеку, как я!.. Пусть она убирается… пусть убирается, иначе я заставлю её арестовать! И несчастная Жюстина, отвергнутая, униженная, оскорбленная с самого первого дня, когда она была обречена на одиночество, зашла в дом с вывеской над дверью, сняла маленькую меблированную комнатку на пятом этаже, оплатила её вперед и, оставшись одна, разразилась слезами, тем более горькими, что она была очень чувствительна от природы и что её гордость только что перенесла жестокий удар. Однако это было лишь начало всех тех невзгод, больших и малых, которые заставила испытать её злосчастная судьба. Бесконечно много на свете негодяев, которые не только не сжалятся над несчастьями благонравной девушки, но будут искать способ удвоить их для того, чтобы заставить её служить страстям, внушаемым им безудержно развратной натурой. Однако из всех бед, которые пришлось ей испытать в начале своей злосчастной жизни, мы поведаем лишь о тех, что выпали на её долю в связи с Дюбуром, одним из самых жестоких и в то же время самых богатых откупщиков налогов в столице. Женщина, у которой квартировала Жюстина, отправила её к нему, как человеку, чей авторитет и чьи богатства наверняка смогут облегчить участь бедной девочки. После очень долгого ожидания в прихожей Жюстину, наконец, впустили к хозяину. Господин Дюбур, толстенький, низенький и надменный как все финансисты, только что поднялся с постели, и был облачен в свободно болтающийся домашний халат, который едва прикрывал его наготу. Он отослал слуг, собиравшихся его причесывать, и обратился к девушке:

– Что вы от меня хотите, дитя моё?