Жандарм зачитал ей жалобы Бертран — это она ее обвиняла. По словам этой мегеры, наша сирота подожгла гостиницу, чтобы легче было обокрасть ее, что она и сделала — взяла все до последнего су; это Жюстина бросила ребенка в огонь, чтобы привести бедную мать в отчаяние и скрыться, пользуясь этим. Кроме того, добавляла Бертран, Жюстина известна как девица дурного поведения, она чудом избежала в Гренобле виселицы, к которой ее приговорили за убийство обманутого ею молодого человека, она же с непристойными намерениями приставала к монахам в Лионе. Одним словом, бесчестная Бертран сделала все, чтобы погубить Жюстину; озлобленная своим горем, она употребила чудовищную клевету, чтобы запятнать ее. По ходатайству обвинительницы было проведено тщательное расследование на месте преступления: пожар начался на сеновале, несколько человек засвидетельствовали, что Жюстина заходила туда накануне вечером, и это было правдой. Служанка гостиницы неточно указала ей местонахождение туалета, и Жюстина поднялась на тот злополучный чердак, где оставалась достаточно долго, чтобы вызвать подозрения. Итак, несмотря на все ее протесты жандарм приказал надеть на нее оковы.
— Но сударь, — все-таки осмелилась Жюстина, — если бы я обокрала свою спутницу в Вильфранш, деньги должны быть при мне, так обыщите меня.
Эта неловкая попытка вызвала лишь смех, ей заявили, что она была не одна, что наверняка у нее были сообщники, которым она передала деньги во время бегства. Тогда коварная Дюбуа, знавшая о клейме, которое когда-то сделал нашей героине Роден, разыграла жалость и обратилась к жандарму:
— Сударь, каждый день совершается столько преступлений, что вы извините меня за пришедшую мне в голову мысль. Если эта девушка действительно сделала то, в чем ее обвиняют, тогда это наверняка не первое преступление на ее счету: не может человек вот так вдруг решиться на подобное злодейство. Осмотрите ее, сударь, прошу вас… Если вы обнаружите на ее теле… Но если ничего такого на ней нет, позвольте мне встать на ее защиту.
Жандарм согласился на осмотр и собрался уже приступить к нему, как вдруг Жюстина воспротивилась:
— Одну минуту, сударь, проверка не нужна: мадам прекрасно знает, что у меня на плече есть ужасное клеймо, и знает также, какое несчастье стало его причиной; эта гнусная уловка с ее стороны лишний раз свидетельствует о ее злодеяниях, которые будут раскрыты в храме Фемиды. Везите меня туда, сударь, вот мои руки, вяжите их, только порок стыдится носить оковы — несчастная добродетель страдает от них, но их не страшится.
— Вот уж никак не думала, что попаду в самую точку, — покачала головой Дюбуа. — Но раз уж это создание благодарит меня за мою доброту гнусными инсинуациями, я согласна ехать вместе с вами, если это необходимо.
— Никакой нужды в этом нет, госпожа баронесса, — заверил ее жандарм, — наша задача — найти только эту девушку; ее признания, клеймо, которое она носит, являются достаточным обвинением; мы ее забираем, а вам приносим тысячу извинений за столь долгую задержку вашей кареты.
Бедную сироту, заковали в цепи и посадили на лошадь за спину одного из всадников, Дюбуа снова села в экипаж, напоследок оскорбив несчастную тем, что дала несколько экю стражникам, чтобы они смягчили участь заключенной до суда.
— О добродетель! — выкрикнула в отчаянии Жюстина, подвергнувшись столь изощренному унижению. — Неужели ты снесешь и это оскорбление? Неужели порок одержит над тобой победу с такой наглостью и безнаказанностью?
По приезде в Лион Жюстину посадили в темницу для преступников как поджигательницу, девицу дурного поведения, убийцу ребенка и воровку.
В гостинице заживо сгорели семь человек; она сама могла оказаться в их числе: она хотела спасти ребенка, она рисковала своей жизнью. А та, которая учинила эту ужасную катастрофу, избежала бдительности законов, справедливости небес; она торжествовала, она возвращалась к новым злодействам, между тем как невинная и несчастливая Жюстина была на пороге бесчестья и смерти.
Дюбуа сообщила епископу о происшедшем, и тот, взбешенный оттого, что упустил добычу, захотел отыграться хотя бы новыми обвинениями против несчастной. Он тотчас отправил в Лион своего духовника, снабдив его ложными свидетельствами против нее. Таким образом, кроме всего прочего, она обвинялась в том, что обворовала монсеньера, когда тот, проявив милосердие, взял ее в услужение.