– Нет, нет, – закричал развратный старик, – подайте-ка мне зад! Эта чертова дыра спереди приносит мне несчастья. Я ее ненавижу, меня толкнул к ней лишь соблазн девственницы, но натуру не победишь. Подавайте мне теперь попку, подружки мои, только в попку я хочу ее испробовать.
Очаровательные округлости Жюстины были тотчас же предоставлены ему. Сластолюбец начал с таких поцелуев, что сразу стало понятно, какой именно части женского тела он отдает решительное предпочтение. Дельмонс же, в то время как ее приспешницы раздвигают ягодицы Жюстины, продолжает управлять орудием Дюбура искусной рукой. Первые же удары вырвали из уст Жюстины страдальческий вопль. Ее судорожные движения мешают дальнейшим шагам. Дюбур намерен повторить натиск. Насмерть перепуганная Жюстина находит в себе столько силы и ловкости, что ей удается вырваться из удерживающих ее рук и спрятаться под кроватью. Укрывшись там, как в осажденной крепости, наша героиня дает понять, что ни угрозами, ни посулами ее оттуда не выманить, что она скорее согласится умереть, чем капитулировать. Рассвирепевший Дюбур пытается достать ее тростью. Жюстина, извиваясь как угорь, ускользает от ударов.
– Ее надо прикончить, – заявляет Дюбур, – вышибем дно у кровати и задушим ее матрацами.
Сама Природа помешала исполнению этого ужасного замысла. Произнося эти слова, Дюбур продолжал теребить и встряхивать свой член, а свободная рука блуждала налево и направо по тем прелестям, что по-прежнему оставались в его владении. В конце концов он еле успел донести свой пыл до зада упомянутой нами семнадцатилетней красотки и погрузиться туда. Таким образом, бедная Жюстина теперь могла надеяться на передышку хотя бы до конца ночи. Все же она поостереглась покинуть убежище, пока не убедилась, что проклятого Дюбура больше нет в будуаре. Приготовившись вернуться в свою комнату, она вновь и вновь умоляла свою госпожу позволить ей оставить дом, где ее добродетели грозит ежеминутная опасность. Раздосадованная Дельмонс ответила на эти просьбы презрительным молчанием. Но в конце концов Жюстина, несколько успокоенная товарками по дому, вернулась к своим обязанностям, не думая совершенно о том, что ее вина в глазах двух негодяев столь велика, что на ее голову непременно обрушится ужасная месть.
Госпожа Дельмонс имела обыкновение, находясь в уборной, класть на шифоньер свои богатые, украшенные алмазами часы. Порою случалось, что она забывала их там, и Жюстина тотчас же исправно приносила их владелице. Через три дня после описанных нами событий часы госпожи Дельмонс исчезли бесследно. Допросили Жюстину. Ей не в чем было себя упрекнуть; она сказала, что, обнаруживая забытые часы, она всегда возвращала их хозяйке. Дельмонс не произнесла ни слова, но назавтра вечером прилегшая отдохнуть на свою кровать Жюстина услышала, как распахивается дверь в ее комнату. Небо праведное! Перед Жюстиной предстала госпожа Дельмонс, а за ней виднелись фигуры полицейского комиссара и нескольких стражников.
– Исполняйте свой долг, сударь, – произнесла Дельмонс. – Эта несчастная украла мои часы. Вы найдете их спрятанными или на ней, или в ее комнате.
– Я вас обокрала, мадам? – Жюстина в смятении вскочила с кровати. – Вам ли не знать мою честность?
И в это мгновение, бросив взгляд на людей, вошедших вслед за комиссаром в ее комнату, она с ужасом признает в одном из них переодетого Дюбура. Этому ненасытному сластолюбцу мало было мерзости уже содеянного: он пришел, чтобы насладиться успехом своего замысла, зрелищем полной гибели своей жертвы, прочесть выражение отчаяния и безысходности на ее лице. Изощренность отвратительна, но она весьма радует испорченные сердца.
«Я погибла», – подумала Жюстина при этом открытии. Она хочет говорить еще, но ее не слушают. Обыск был произведен, часы были обнаружены: Дюбур, сам положивший их туда, вполголоса посоветовал комиссару приподнять тюфяк Жюс-тины.
Столь явную улику опровергать было нечем. Жюстину схватили. Дюбур самолично связал ее. Порок терзает грубыми веревками руки чистоты и невинности. Скажем даже, что, производя эти действия, злодей имел наглость прижать эти руки к застежке своих штанов, дабы они почувствовали, как возбуждающе подействовала на него эта дикая сцена.
Наконец, не слушая никаких жалоб, Жюстину бросают в фиакр. Дюбур и его камердинер, также переряженный в стражника, занимают места рядом с нею, чтобы везти ее в тюрьму, где скорее приличествовало бы находиться самим этим чудовищам. Дюбур, как только оказался в экипаже, задумал осуществить еще одно преступление. Камердинер крепко держал Жюстину. В одну минуту ей задрали юбку, оглядели, ощупали, обцеловали повсюду. Но Природа, к счастью, не дала распалившемуся развратнику успешно завершить свой замысел: снова возлияния оросили лишь преддверие алтаря, а донести сосуд до жертвенника не удалось. Экипаж прибывает к месту, останавливается. Жюстину выводят, и воплощенная невинность оказывается в тюрьме, доставленная туда как самая последняя воровка.