Живая бомба

Легко было нашим старшим товарищам — Турецкому, Меркулову. Все-таки они наполовину совки. Для них приказ начальства — это альфа и омега следствия. Выступаешь против советского образа жизни? Шкурничаешь? Расхищаешь социалистическую собственность? Вот тебе по ушам, подлый негодяй! Очистим нашу великолепную, пусть и довольно серенькую, но зато одинаковую для всех жизнь от швали с буржуазными наклонностями. Ведь советский человек по природе своей добр, а, стало быть, негодяи, с которыми приходится иметь дело, — это неприятное исключение из правил. Так сказать, пережиток, от которого мы вскоре навсегда избавимся.

Легко же им было принимать решения! Да и принимать ничего не надо было, государство, партия и кто там у них еще был — все за тебя решат.

А тут… Все хотят жить хорошо, и все (ну или почти все) плюют при этом на ближнего. Что ж они, все негодяи и преступники? Вот сидит перед тобой бизнесмен. Сегодня он полный подонок, выселивший из квартир старушек-пенсионерок, чтобы сделать в доме офис, а завтра он же возьмет и пожертвует миллион какому-нибудь детскому дому. Ну и кто он в таком случае? Негодяй? Или меценат?

Нет, сложней стали люди, намного сложней. Легко Турецкому и Меркулову, для них, наверное, мир до сих пор делится на черное и белое. Либо да, либо нет. Глаза их за долгие годы замылились и не различают нюансов. Хорошо, что следственную группу возглавляет Володя

Поремский. Он человек еще молодой. Конечно, и у него в голове есть свои тараканы, но, если вдуматься, у кого их нет? Неприкаянный он какой-то, задумчивый. Это оттого, что он холостой. Ему бы умную, заботливую бабу, вмиг бы переменился. Стал бы ухоженный, гладкий. Ух!

И все-таки самое неприятное в моей работе — это беседы с «современными, зрелыми, состоятельными» мужчинами. («Папики», как называют их мои подруги.) Противные, сальные глазки уверенных в своей неотразимости мужчин, единственное достоинство которых тугой кошелек и крутая тачка. И все это в придачу к слюнявым губам, пузу, нагловатой усмешке и распальцовке. Быки, возомнившие себя Зевсами.

Работала бы учительницей, общалась бы с детишками, рассказывала бы им про Пушкина и Толстого! Или про звезды! Кайф!

Однако, как бы я ни ворчала и как бы ни возмущалась, моя работа мне нравится. По крайней мере, в ней присутствует азарт, как при разгадывании кроссворда или сложнейшего ребуса. И определенное благородство, конечно, тоже.

На вид Боброву было лет сто. По паспорту, наверное, лет на тридцать меньше. Седая, как снег, голова, такая же седая, аккуратно стриженная бородка, блекло-голубые глаза и морщинистое лицо. Старичок не был похож ни на «нового русского», ни на уголовника. Нормальный такой преподаватель философии с какого-нибудь гуманитарного факультета.

Начала я как обычно:

— Сергей Сергеич, я бы хотела поговорить с вами о…

— Позвольте вопрос, — улыбаясь, как чеширский кот, перебил меня Бобров. — Что такая красивая и милая девушка делает в столь суровых и беспощадных органах?

— Работает, Сергей Сергеич, — ответила я. — Что же еще?

Лицо старичка осветилось.

— Но неужели же для вас не нашлось работы в другой, менее репрессивной сфере? Вы только посмотрите на себя! Ведь вы же богиня, Афродита! С вас картины нужно писать! Вас нужно ваять! Да-да, ваять!

— Угу, — ухмыльнулась я. — Скажите еще — в обнаженном виде. — Старичок мой немного смутился. — Сергей Сергеич, — мягко сказала я, — вы слишком импульсивны. Возьмите себя в руки, и давайте спокойно побеседуем. Хорошо?

— Я был бы рад, милая девушка, но не знаю, получится ли. Красивые девушки разговаривают со мной не так уж часто. А представители прокуратуры и того реже.

— А вы представьте себе, что я не сотрудник прокуратуры, а ваша… ну, скажем, внучка.

— Моей внучке через два месяца исполнится сорок лет. А вам, наверное, всего лет двадцать. Я не ошибаюсь?

— Двадцать три, — поправила я. — Считайте, что я ваша правнучка, и начнем наконец наш разговор.

Улыбка сошла с морщинистого лица Боброва, и он напустил на себя серьезно-строгий вид.

— Как вам будет угодно, милая девушка. Задавайте ваши вопросы.

— Сергей Сергеич, вы написали книгу «Акционер против фирмы, или Как стать богатым». В этой книге объясняется, как можно захватить фирму, акционером которой вы являетесь. Так?

Бобров замялся.

— Ну… Расценивать сей труд можно, конечно, по-разному…

— Но такая трактовка имеет право на существование, не так ли?

Бобров вздохнул и кивнул:

— Да… Пожалуй. Но поймите, милая девушка, для меня эта книга прежде всего умственное упражнение. Что-то вроде фантазии на заданную тему. К тому же она преследовала благородную цель — обнаружить прорехи в нашем законодательстве, а также в правовых документах, упорядочивающих отношения акционера и фирмы. Теперь эти прорехи известны широкому кругу читателей, разве не так?

— «Умственное упражнение», говорите вы? Ладно, пусть так. Но это ваше «умственное упражнение» может помочь какому-нибудь пройдохе улучшить свое финансовое состояние за счет фирмы. Иначе говоря — прибрать к рукам то, что ему не принадлежит.