Живая Книга

Чудище метнуло на доктора злобный взгляд. Отшвырнуло прокурора в сторонку. Сделало шаг вперед, потом второй… на третьем шаге его затрясло. Пшик и… демон растаял подобно апрельскому снегу. У костра образовалась большая тёмная лужа.

– Спокуха! – Халюкин подобрал пистолет и подорвался к луже. На поиск очков времени не осталось.

– Осторожней, очкарик! Хрен на выдумки горазд!

Лужа действительно завибрировала, вытягиваясь в высоту. Выше и выше… Раз, два, три, четыре, пять – вышел Тузик погулять. Лужа превратилась в коричневую собачку, ростом с человека. И вовсе не добродушную.

Халюкин успел отпрыгнуть. Палить благоразумно не стал. Близоруко щурясь, нервно дёргался, стоя в паре метров от животного.

Собачка прыгнула к доктору, придавила его лапой к земле. Разинула смердящую клыкастую пасть:

– Ты не успеешь, Андрюха!

– Успею! – доктор извернулся и брякнул «магический ошейник» на голову пса, точно между острых ушей. Атрибут нежно скользнул на шею, легко провалившись через массивный череп. Собачка замерла будто статуя, ни в силах даже тявкнуть. Да здравствует парализация!

– Есть! Антох, давай шлюху!

– Сейчас! – Халюкин заметался у костра, проклиная свою близорукость.

– Скорей! Гадина мне все рёбра отдавила!

– Вот! – прокурор, наконец, подал книгу, обернутую в газету.

– Приятного аппетита! – врач всадил томик в клыкастую пасть.

То что мистику не внесли в различные Кодексы – ещё не доказывает то, что её не существует. От книжки повалил густой зеленый дым. Дикий женский плач заполонил пространство. Вспыхнуло зеленое пламя, пожирая сладострастные страницы и распространяясь на животное.

– Чёрт! Как бы не поджариться! – заволновался доктор, пытаясь спихнуть с себя чудовище. Халюкин кинулся на помощь, но огромная туша не двигалась.

Земля под доктором затряслась. На ней… проявились трещинки, ширясь и множась. Рядом с Бутербродовым открылась расселина, из которой высунулась трёхпалая огненная ручища, размером со слона.

– Мать твою!

Ручища схватила животное, оно потащило за собой доктора. Халюкин схватил друга за ногу, но… с ботинком Бутербродова остался наверху, тогда как всё иное ушло вниз. Земная дрожь прекратилась, расселина самозаделалась. Стало тихо, потрескивал лишь костёр.

Очкарик в отчаянии выкрикнул, колотя докторским ботинком по осенней травке:

– Ээй, вы чего беспредельничаете?! Мы всё сделали по вашим правилам! Верните моего друга, и немедленно!

Землица опять завибрировала. Прокурор, на всякий случай, шагнул назад. Из вновь появившейся щели вылетело тело Бутербродова. Врач приземлился на Халюкина, что избавило обоих от переломов. Снова всё стихло.

В аду всё просто. Тут на убийство молятся, а убийцам поклоняются. Однако подобная диалектика до сих пор пугает гомо сапиенс. Халюкин вылез из-под друга, нашарил разбитые очки. Близко поднёс их к носу, осмотрел и отбросил:

– Ты как, Бу?

– Да вроде ничего… кажется, только нога вывихнута, – Бутербродов перевалился с живота на бок, отер закопченный лоб. – Жарко там… внизу.

48. ЭПИЛОГИ

На ореховой двери висела табличка под стеклом: «Заместитель главного врача Бутербродов А. В.». За столом в кабинетике сидел собственно зам главврача и пил чаёк.

– Андрей Васильевич, необходима Ваша виза на этих документах, – в кабинет, слегка стукнув, впорхнула прекрасная девушка в белом халате.

– К чему такой официоз, Юль? – удивился доктор. – Всё-таки мы муж и жена. Я понимаю, что на людях надо выдерживать тон, но без свидетелей… – он недоуменно пожал плечами.

Девушка положила перед начальником толстенькую пачку бумаг. Сказала сухо:

– На работе я не жена, а врач – психотерапевт. Фамильярные отношения расслабляют и мешают сосредоточиться. – Она повернулась на выход.

– Юлия Фёдоровна, а не подскажете, как там поживает наш малыш? – окликнул босс.

Врач – психотерапевт взялась за ручку двери… обернулась… и неожиданно улыбнулась:

– Малышу всего два месяца, – непроизвольно погладила живот. – Передаёт папе привет, – девица засмущалась и быстро вышла.

– Ну, Юлька! – в восхищении воскликнул Андрей Васильевич. – Какая она всё же – Ну-Юлька!

***

Табличка на памятнике извещала, что Барин Артём Михайлович прожил 35 лет, 2 месяца и 4 дня. Тут интимным кружком стояли 4 человека: вдова Ириша, Халюкин с Алисой, Бутербродов. Сентябрьская пятница хмурила небо и дышала сыростью. Синяя легковая машинка очкарика находилась в ста метрах, за кладбищенской оградой.

– Пусть те земля будет пухом, – очкарик полил могилку водкой, потом плеснул в стаканчики. Четверка выпила. Закусывать было нечем, да и незачем. Закурили.

– Ровно год, – задумчиво процедил прокурор. Никто не поддержал реплику, поддакивать очевидности на кладбище банально и пошло.

Заморосил дождик.

– Поедем ко мне, – попросила Ириша. – Сядем, помянем хорошо… Кстати, Андрей, а почему жена не пришла?

– Юлька у меня принципиальная и вдумчивая. Сказала, что её приход будет неэтичным, и она не желает мешать горю близких покойного. – Бутербродов усмехнулся.

– Глупости, – обронила Ириша и заспешила прочь, с подругой под ручку. – Мальчишки, догоняйте нас.