Живая память

Миски уже были уложены, забрали продукты в газету и поели на досках возле барака. Затем, погрузив на подводу колышки и дощечки, затесанные в виде стрелок, с надписью «Мины. Объезд влево», вместе с подполковником и младшим лейтенантом отправились к перекрестку, где полевая дорога через ракитовые кущи выскакивала на шоссе. Покопали для проформы лопатой, улучив момент, когда машин не было, подполковник с младшим лейтенантом стали вбивать указатели вдоль посадки в направлении аэродрома. Мы остались на месте, с тревогой ожидая, что получится из нашей затеи. Первый же шофер, чумазый, без пилотки, с разъяренными глазами, дал бой.

   — Вредительство! Своих на минах подрывать!

   — Осторожней на поворотах: не вредительство, а приказ.

   — Тут и мин нету... Липа!

   — Вон сапер стоит, спроси.

   — Все равно не верю.

   — Тогда езжай. В раю встретимся!

   — И поеду.

   — Давай!

   — И поеду...

   — Тьфу...

Давно известно, что ввязаться в словопрения, когда надо действовать, — значит потерять энергию решимости. С шофером случилось то же самое: сначала он осторожно, на первой скорости придвигался к свежим бугоркам земли, изображавшим мины, потом притормозил, потом сдал назад и, развернувшись, набирая скорость, покатил к аэродрому, продолжая ругаться и кричать, что это обман и ничего более, что вот и немцы бьют, и свои ноги ломают. А там уткнулся в шлагбаум и минут десять спустя проехал мимо нас уже по другую сторону посадки, с истребителем на буксире. Следующий шофер был уже покладистее, поскольку видел свежий след, а пятый завернул уже автоматически, не глядя на нас и почти не сбавляя скорости. К тому же начался довольно плотный дождь, немецкой авиации не было, и страсти поулеглись. Через час с небольшим, когда небо уже начинало светлеть, хотя и оставалось дымным, последний истребитель исчез в зелени посадки. Подполковник, довольный, подобревший, поблагодарил нас:

   — Спасибо, ребята, что помогли! Пойдемте к нам в часть, а?

   — Грехи не пускают, — засмеялся попутчик. — А вот если бы вы приказали нам по сто граммов выдать, не отказались бы.

   — Нету. Честное слово! Могу белого хлеба дать по буханке на брата и колбасы. Нуждаетесь?

   — Мы уже продаттестаты наполовину изжевали.

   — Ну и лады...

Теперь оставалась только машина с инструментами и продуктами. На ней уезжал начальник склада. Пригласил ехать и нас с тем доводом, что немцы, судя по всему, недалеко и больше искать нам нечего. Но в этот момент подошла еще одна машина с другого конца аэродрома. Начальник склада спросил, почему нет второй.

   — Шофера вон ранило, в кузове лежит.

   — А машина?

   — Так что машина? Стоит.

   — Но побило?

   — Исправная.

   — Почему не поджег?

   — Немцы рядом, человека спасать надо было...

   — Ну, что делать, — пожал плечами начальник склада. — Поехали. Садитесь, лейтенанты.

   — Знаете что? — оживился попутчик. — Мы с вами не поедем, а заберем ту машину. Я вожу.

   — Успеете?

   — Может, что и успеем. В крайнем случае в лес уйдем.

   — Смотрите сами... Там в землянке, между прочим, медицинское имущество и спирт. Учтите!..

Грузовики ушли, мы остались одни. Я, откровенно сказать, побаивался и опасался, что это уже авантюра. Но за сутки, проведенные вместе, я, по-видимому, уже попал под влияние попутчика, настроился на его психологический тонус, да к тому же, видя, как просто выходит он из затруднений, как здраво ко всему относится, проникся к нему доверием. Поэтому я не стал его отговаривать — да и поздно было, — а попытался приглушить беспокойство шуткой:

   — Интересно, что сказал бы в этом случае Староиванников?

   — Это мы решим потом, сейчас давай поспешать...