Живая память. Том 3. [1944-1945]

— Погиб смертью храбрых. В строю делегация горняков забайкальской шахты «Объединенная» во главе со своим бригадиром Героем Социалистического Труда Владимиром Ивановичем Ардиным. В строю делегация теплоходов Балтийского морского пароходства «Иван Черных», «Семен Косинов», «Назар Губин». В строю делегация воинов полка, в списки которого Черных, Косинов, Губин зачислены навечно. В строю жители ленинградских улиц имени Ивана Черных, Семена Косинова, Назара Губина.

Вечерняя поверка продолжается.

— Герой Советского Союза генерал-майор авиации Сандалов!

— Я!

— Герой Советского Союза полковник Поздняков!

— Я!

— Герой Советского Союза генерал-майор авиации Яловой!

— Я!

— Герой Советского Союза Попов!

— Я!..

«Никто не забыт, ничто не забыто», — детской нетвердой рукой выведено на кумаче в актовом зале интерната. А над сценой, с которой пожилые ветераны глядят на своих взрослых детей, другой плакат, плакат-рассказ, плакат-символ. Острый шпиль Петропавловки, две зенитки на переднем плане, аэростаты, развешанные над силуэтами домов, желтый сектор прожектора и — красным — пламя над сбитым самолетом…

«Вечная память погибшим, вечная слава живым».

Мало осталось их, ветеранов первого состава знаменитого бомбардировочного полка.

За первые пять месяцев боев за Ленинград погибло шестеро из каждого десятка летчиков. И это был уже, собственно, второй с начала войны и после пополнения 125-й полк пикирующих бомбардировщиков…

На другой день была встреча в Большом зале Дворца культуры имени А. М. Горького. Сюда пришли более двух тысяч ленинградцев, воинов гарнизона, нахимовцы, курсанты училищ, слушатели академий.

В президиум поднимается невысокий суховатый человек. На его груди орден Ленина, ордена Красного Знамени, другие боевые ордена, медали и среди них выделяются четыре: «За оборону Ленинграда», «За оборону Севастополя», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина». Ветераны, пожилые, поседевшие люди, оказывают ему особое внимание. Кто это? И удивленно шепчут, узнав:

— Да это же Солдатов… Владимир Константинович… Это он вел в последний полет легендарный экипаж Ивана Черных.

Рядом теснятся его бывшие механики и мотористы Владимир Широков, Анатолий Соколов, стрелок-радист Николай Михайлович Федотов, за плечами которого более трехсот боевых вылетов.

Бьют барабаны, по проходам движутся школьники Кузбасса, Чудова, Томска, Ленинграда, Севастополя… К счастью, программа не столь тщательно отрепетирована, поэтому все получается здорово. Школьникам все хочется как следует рассмотреть, подсчитать на груди седого ветерана с черной повязкой на глазу ордена, разглядеть тех, кто сидит в партере и в президиуме на сцене. Некоторые отстают, зал дружески им кричит: «Не сюда! Налево, вон туда! Догоняйте!» Смеются и ветераны, стараясь сохранять серьезность, и не очень прислушиваются к тому, что сейчас рассказывают об их боевой работе, что для всех стало уже историей, но дух всеобщего братства вновь сплачивает, возрождается то «чувство локтя», которое их так поддерживало в критические минуты блокадной войны.

А на третий день ветераны с детьми, внуками, женами — почти 300 человек — поднялись рано утром и направились в Чудово…

Подминая легкий пушистый снежок, лежащий на рельсах, электропоезд мягко тормозит у станции старинного русского городка. Гостей встречает Антонина Михайловна Благочинова, преподаватель чудовской школы имени Н. А. Некрасова, со своими следопытами, учениками 6 «а».

Чудово! Здесь трое летчиков, трое боевых товарищей по оружию, направив свой объятый огнем самолет на колонну вражеских танков, прокричали:

«Прощайте, друзья, прощайте, товарищи!»

В небе этого города летчик Иван Черных, штурман Семен Косинов, стрелок-радист Назар Губин провели свой последний бой.

Вот как рассказывал об этом Владимир Константинович Солдатов:

— На исходе дня в разрывах черных облаков мы увидели дорогу, по которой катилась пехота на автомашинах и танках. Тут же, сразу были встречены мощным огнем зенитной артиллерии. От их огня небо кипело, я чувствовал, как по моей «пешке» ударяли осколки. Штурман Алеша Поздняков молча колдовал над картой, делал расчеты, подал команду: «Командир, на боевой». Тут уж ведешь самолет как по линейке. «На боевой» — венец всей нашей работы. Когда самолет вздрогнул — наши бомбы пошли на противника, — Алексей Петрович крикнул:

— Командир! Черных… Черных горит!

Я увидел, что правая плоскость его самолета была в огне, он резко кренился вправо. Дал команду покинуть самолет, а в ответ услышал:

— В плен, на поругание? Нет! Прощайте!

Горящий самолет вышел «на боевой». От фюзеляжа оторвались бомбы. Трассирующие пули понеслись к земле, к скоплению вражеских солдат. Выйдя из атаки, самолет развернулся и вновь лег «на боевой».

«Зачем они заходят на цель? — подумал я. — Бомбы у них сброшены, патроны расстреляны». Но в тот же миг в колонне вражеских танков раздался страшный взрыв. Пламя и дым вознеслись выше облаков…