Живая память. Том 3. [1944-1945]

— Жена, конечно, рано… Ну, скажу тебе, девушка твоя — рукодельница первой статьи. Молодчина — и только.

Боец улыбнулся. Афонин придвинулся и долго о чем-то с ним доверительно беседовал. К удивлению взвода, оба вдруг встали и вышли из землянки.

Вернулся Камешков и первым делом опорожнил котелок. А утром позвал земляков Агеева и Шевлякова, прибывших с ним из Кировской области.

— Айда покурим.

Приятели пошли за Камешковым. Они облюбовали свободную ячейку, присели на корточки, свернули цигарки, прикурили от «катюши» Агеева.

— А знаете, кто вчера был у нас в землянке? — заговорил Камешков. — Парторг батальона Афонин Иван Федорович. Хороший человек, скажу я вам. Ну кто я для него? Боец, как и все вокруг. Так нет же, заметил, что я… ну, в общем, был не в своей тарелке, и с душой ко мне подошел…

Камешков глотнул табачного дыма.

— А потом повел к подбитому «тигру», вон там стоит. — Камешков махнул рукой вдоль передовой. — Долго лазили вокруг этого чудища, жуть! А снаряд наш — насквозь просадил. Выходит, наша-то сила одолела немецкую…

Рассказал, как Афонин показывал ему приемы борьбы с немецким танком, наиболее уязвимые у него места. И выходило, что не только снарядом его можно поразить, но и гранатой противотанковой, и бутылкой с горючей смесью.

— Хотите верьте, хотите нет, но Афонин во мне что-то перевернул. И кажется мне что не кто-то другой, а я тот танк ухлопал. Если на меня «тигр» попрет, теперь я знаю, как его надо встречать…

Мы с сержантом Ткаченко и после этого не спускали глаз с Камешкова: как говорится, помогали найти себя. Как-то я обходил взводные позиции, проверяя оборудование траншей, окопов, маскировку. Возле Камешкова задержался. Тот хлопотал в своем окопе. Как было приказано, он вырыл ячейку полного профиля, углубил ближайший к нему участок траншеи и теперь старательно маскировал его, набрасывая на бруствер сухие кукурузные стебли.

— Однако занятно, догадается противник, где у Камешкова оборона проходит? — послышался вдруг знакомый голос.

— Не-е, товарищ гвардии младший лейтенант, теперь и комар носа не подточит, — с улыбкой отвечал Камешков.

Афонин авторитетно сказал:

— Порядок. Хороший окоп — почти победа в бою.

Он еще раз оглядел ячейку Камешкова, удовлетворенно хмыкнул:

— Послушай, землячок, одолжи-ка мне свою лопаточку…

— Возьмите. — Камешков протянул Афонину малую саперную лопатку. — Зачем она вам?

— А вот сейчас увидишь…

И метрах в пяти от окопа Камешкова он начал вырезать ячейку, говоря:

— Ты что думаешь, землячок, сам вон как в землю зарылся, а другие пусть на лету хватают немецкие осколки да пули? Шалишь, брат, я тоже не хочу до срока без головы остаться, она мне еще пригодится.

— Давайте я помогу. Землю копать мы, кировские, с детства привыкшие…

— Спасибо, друг. — Иван Федорович окинул бойца благодарным взглядом. — У рязанских рука набита не хуже, чем у кировских. А кроме того, на фронте мне столько этой землицы перекидать пришлось — одному только богу и известно.

Действительно, он так быстро и ловко орудовал лопатой, что прошло полчаса, не более, и ячейка для стрельбы стоя была готова. Камешков смотрел на Афонина, приговаривая:

— Ну и мастак мужик…

Замаскировав окоп, Иван Федорович облегченно вздохнул:

— Ну вот, и я готов к бою. Теперь, землячок, давай перекурим, пока тихо.

Камешков тут же достал из кармана кисет. Присели, скрутили цигарки, выпустили клубы дыма.

— Хорошо, — заметил Афонин. — Когда поработаешь вволю, тогда и курево слаще кажется… Особенно из такого кисета. А ведь вправду говорят: держись крепче за землю — никакая сила не одолеет.

— Что верно, то верно… Мне и маманя так говорила.

Камешков вынул из нагрудного кармана маленький холщовый мешочек.

— Земля в нем наша, вятская. — Солдат сделал глубокую затяжку. — И на войне силы она прибавит, только голыми руками ее не возьмешь. А вы вот… без лопатки ходите. В бою кто вам лопатку даст?

Афонин залился смехом.

— Ну и солдат, ну и молодец… Вот подкузьмил на радость, вот утер нос мне, старику. Спасибо, земляк, за науку, — уже серьезно сказал младший лейтенант. — Верно мыслишь: перед присягой и совестью мы все равны. Только уже поверь, пожалуйста: не по разгильдяйству я без лопатки остался, отдал в соседней роте новобранцу.

Над окопами, надрывно завывая, пронесся снаряд, второй, третий, десятый. Афонин и Камешков опустились на дно окопа. Сверху на них падали комья развороченной земли, кукурузные стебли, в горло лезла густая пыль, перемешанная с пороховой гарью. Лицо бойца побледнело, взгляд забегал по стенкам окопа, он ожидал еще более страшного. А младший лейтенант, казалось, не обращал ни малейшего внимания на артобстрел, смахивая рукавом с автомата землю. Поймав беспокойный взгляд Камешкова, усмехнулся:

— Ишь, фашист разошелся, как холодный самовар. А того не поймет, что запоздал он со своим артналетом ровно на два часа.

— Э-это почему?

— А потому, что два часа назад у нас с тобой таких окопчиков не было. А теперь мы — во! — Афонин поднял кверху большой палец. — Как в крепости.