В эту минуту совсем близко грохнул снаряд. Земля дернулась, словно живая. Афонин вмиг ткнулся на дно, увлекая за собой Камешкова. На них обрушился толстый слой грунта. Афонин сбросил с себя землю и стал разгребать Камешкова.
— Жив, землячок? Слышь, фашист перенес огонь в глубину, сейчас в атаку попрет. Теперь у нас с тобой одна задача: не дать ему дойти до наших позиций…
Над окопом посвистывали пули, и Камешков в каске не решался приподнять голову над бруствером и посмотреть, что там впереди делается.
— Как твоя крепость, земляк?
Афонин отодвинул бойца плечом, занял его место, долго наблюдал за тем, как разворачивается противник. Вот примерно в километре из укрытий выползли три танка и до десяти бронетранспортеров, выровнялись в линию и устремились на позиции батальона.
— Смотри сюда, землячок. — Афонин притянул Камешкова к себе. — Видишь те кустики на краю поля? Как только танки достигнут их, из бронетранспортеров наверняка будет высаживаться пехота. Вот тут и начнется наша работенка. Если что — я рядом.
Афонин занял свою ячейку.
Танки замедлили ход у края кукурузного поля, а бронетранспортеры их догнали, и оттуда уже соскакивали темно-зеленые фигуры и бежали за танками, стреляя на ходу.
Послышались винтовочные выстрелы по всей передовой, потом начали раздаваться короткие очереди из автоматов. Камешков, поняв, что пора и ему вести огонь, припал к прикладу и начал искать цель. Ближний к нему фашист шел по полю и водил дулом автомата из стороны в сторону. «Как все равно на лугу траву косит…» Мушка «плясала», то опускаясь, то поднимаясь, и фашист на ней не держался.
Из соседнего окопа слышались частые выстрелы, и это подстегнуло Камешкова. Он навел винтовку прямо в грудь автоматчика, сдержал дыхание и нажал на спусковой крючок. Приклад ударил в плечо, но боец успел заметить, как тот, в кого он целился, взмахнул руками и рухнул на землю.
— Ага, получил свое! — возбужденно закричал Камешков. Он стрелял все чаще, хотя число шедших на него автоматчиков вроде и не уменьшалось. Бойца охватил страх. Но вспомнил про нишу, которую оборудовал в стенке окопа — там же гранаты! Трясущимися руками схватил одну из них, выдернул чеку и размахнулся изо всей силы. Граната разорвалась — где бежали трое, и все повалились на землю. Вслед бросил вторую и еще одну… Он и дальше бросал бы их, не раздайся голос Афонина:
— Стой, своих побьешь!
Наконец до Камешкова дошел смысл этих слов. Впереди уже не было, оказывается, ни автоматчиков, ни танков. А из наших окопов выскакивали бойцы.
— Пошли, Камешков, вперед, — крикнул Афонин. — Наступление!
Они помогли друг другу вылезти наверх и пошли рядом.
Взвод наступал в направлении длинного здания. Оно оказалось господской конюшней. В бою за этот объект отличились солдаты второго и третьего отделений, в их числе Камешков. Он с другими бойцами смело зашел с фланга и подавил пулеметную точку.
Выбив противника из населенного пункта, батальон повел наступление на высоту 120,0.
Чем ближе мы подходили к высоте, тем плотнее становился огонь. Из лощинки вынеслись две «тридцатьчетверки» и самоходка и, обогнав нас, тоже открыли огонь по противнику. Темп атаки сразу возрос. Вот мы бежим уже по отлогим скатам высоты, до вражеских окопов не более ста — ста двадцати метров. По нашей цепи ударили пулеметы, расположенные где-то на флангах. Одновременно усилился минометный огонь. Настал такой момент, когда промедление, задержка смерти подобны. Мы лежим, плотно вжимаясь в каждую складочку земли. Кто встанет первым? Ко мне подполз Ветров:
— Товарищ младший лейтенант, передали: комбата ранило…
Весть вмиг пронзила всю цепь. И я замечаю, как на левом фланге, где разрывы мин особенно часты, кто-то пополз назад. А вдруг и другие не выдержат?
И тут у всех на глазах решительно поднялся Афонин. Потрясая автоматом, он крикнул что было сил:
— За Родину! Впере-е-е-д!
Секунду-другую цепь безмолвствовала. Но вот вслед за Афониным встали бойцы, и уже весь батальон, стреляя и крича «ура», устремился на вражеские траншеи…
Ночью мы закрепились на новом рубеже. Чуть свет на позициях появился Афонин. Как всегда, он был деловит и энергичен. Принес листовки, написанные им за ночь и согласованные с замполитом батальона. Они посвящались бойцам и командирам, отличившимся в минувшем бою. В моем взводе благодарности удостоились трое, среди них — Камешков. Афонин крепко пожал им руки, а Камешкова — еще и обнял.
— От лица командования батальона, — громко сказал он, — горячо поздравляю вас с боевым крещением. Сражались вы славно, проявили мужество и гвардейскую доблесть. Уверен, что и в последующих боях вы будете биться с врагом не менее отважно…
Камешкова, смущенного и радостного, чествовали всем взводом. Но, казалось, больше других был доволен Афонин. Пряча улыбку в рыжих, прокуренных усах, он удовлетворенно приговаривал:
— Ну прямо на глазах рождается солдат Отечества.