Живая плоть

Виктор промолчал. Он был в явном замешательстве и не знал, что ему делать. В голову вернулась мысль, пришедшая еще накануне в доме Уэлчей. Тот психолог утверждал, что тюрьма делает сумасшедшими всех, кто провел там более пяти лет. Он, Виктор, просидел вдвое дольше. Он судорожно начал искать у себя похожие симптомы, пытаясь справиться с наступающей паникой, уже ощущая у себя зачатки отклонения от нормы и едва понятные желания. Станет он когда-нибудь таким, как эта старуха? Она снова сидела напротив него, переставляя сумки, что-то шепча и улыбаясь. Поезд набрал скорость и шел к Тейдон-Буа. Соседка Виктора пробежала вприпрыжку по проходу между сиденьями, ухватила ручку вагонной двери и стала пытаться открыть ее. Дженнер с ужасом подумал, что она хочет выброситься. Он не знал, что делать. Ее сумки остались на полу напротив него, и он вздрогнул, заметив, что одна из них начала двигаться, – легкое движение вбок, ткань сумки то раздувалась, то спадала. Внутри могло находиться какое-то живое существо – кролик? Тварь, называть которую он не хотел? Или просто пластик сумки так реагировал на перемену температур? Но Виктор не думал, что дело в этом. Он поднялся и облокотился на дверь. Старуха подошла к нему впритык и подняла взгляд к его лицу.

Поезд, казалось, шел до Тейдон-Буа несколько часов. Замедлял ход, потом снова набирал скорость и наконец остановился на станции. Двери открылись, и Виктор с громадным облегчением вышел. Он собирался пробежать по платформе, сесть в следующий вагон и сам не понимал, почему встал, наслаждаясь вновь обретенной свободой. Старуха крикнула за его спиной: «Двери закрываются!»

Виктор смотрел, как поезд набирает ход, унося с собой сумасшедшую. Впоследствии он думал, что, несмотря ни на что, все равно бы вышел на этой станции. Это была его судьба, жребий, или так сложились звезды, в конце концов, что-то свыше заставило его сойти на этой станции. Но в ту минуту Виктор был раздражен тем, что упустил поезд, оставшись на платформе. Возможно, следующего поезда пришлось бы ждать не меньше получаса.

Это пустая трата времени и денег, подумал он, выходя со станции и пробивая использованный билет. Теперь, покончив с тем, что собирался делать в Тейдон-Буа, он возьмет билет в один конец до Уэст-Эктон. А что он собирался делать? «Искать дом Флитвуда», – ответил негромкий, спокойный голос.

Городок оказался гораздо больше, чем ожидал Дженнер. В его центре была разбита громадная лужайка, пересеченная дубовой аллеей. Вокруг лужайки стояли дома, церковь, ратуша, а расходящиеся от нее улицы показывали, что этими постройками Тейдон-Буа не ограничился, что есть еще и другие районы. Виктор направился вдоль магазинов, ощущая, как в нем растет чувство настороженности и незащищенности. Он заметил машину с заветной наклейкой на ветровом стекле. Но таких наклеек тысячи. Алан как-то рассказал ему, что получить такую несложно. Врачи выписывают эту наклейку чуть ли не по причине мозолей или приступа подагры. Нет причин полагать, что эта машина, стоящая у торговых рядов, принадлежит Флитвуду. И нигде не видно человека в инвалидном кресле или на костылях. Виктор увидел в одной из витрин отражение своего лица – хмурого, вытянутого, темные глаза запали и лихорадочно блестели, короткие черные волосы были тронуты сединой. Виктору пришла более странная, чем обычно, мысль: возраст, как и мороз, приносит белизну, увядание, вред, уничтожающий все яркие свидетельства желаний. Узнал бы теперь его Флитвуд, если бы встретил?

Если фотографии не лгали, бывший полицейский почти не изменился. Но с чего ему меняться? Он то и дело лежит в больницах, его обслуживают, о нем заботятся, его балуют, он ведет безбедную, беззаботную жизнь, не делает ничего и не подвергается ничему такому, что могло привести к ранним морщинам или седине. Виктору зримо вспомнилась та спальня в доме 62 по улице Солент-гарденз, он, стоящий спиной к шкафу, держащий перед собой Розмари Стэнли, обхватив за талию. Дверь распахивается, и в проеме стоит Флитвуд – Флитвуд, неспособный предвидеть, что через две или три минуты он до конца жизни потеряет способность стоять и ходить. И в эти моменты они смотрели друг на друга, разговаривали друг с другом, а потом Виктор отпустил заложницу, и она бросилась в объятия полицейского. А может, прошло целых пять минут до того, как ветер задул внутрь шторы, и Виктор краем глаза заметил человека, карабкающегося по лестнице. Флитвуд повернулся спиной, и Виктор в него выстрелил. От силы пять минут они разглядывали лица друг друга, смотрели друг другу в глаза, и Дэвид отказался поверить его словам, демонстративно повернувшись к нему спиной, бросил вызов Виктору. Вызов был принят, и пистолет выстрелил, но перед этим они изучили лица друг друга лучше, чем каждый из них знал лицо своей матери, не хуже чем собственные, глядящие на них из зеркала.