Живая плоть

Этот голос звенел и звенел у него в ушах. Виктор поднялся по лестнице в свою комнату и бросился на кровать ничком. Голос Флитвуда продолжал звучать в его голове, говорить те слова, которые он сказал за час между приездом на улицу Солент-гарденз и падением на лестничную площадку с пулей в позвоночнике. Виктор помнил каждое сказанное слово так ясно, словно в мозгу у него был магнитофон, который требовалось только включить.

«Это очень разумно с вашей стороны. Мисс Стэнли, подойдите, пожалуйста, сюда. Вы будете в полной безопасности».

Виктор сказал, что Флитвуд должен дать ему обещание.

«Какое же?»

Та же нотка раздражения, как только что по телефону.

Потом его ультиматум, его предложение, его просьба о том, чтобы ему позволили уйти из дома и дали пять минут форы, как у играющих в прятки детей. Но Флитвуд ничего не обещал, потому что тут появился другой полицейский наверху лестницы, ветер поднял штору, и Виктор увидел его.

«Отведи ее вниз», – проговорил Флитвуд.

Пистолет в руке Виктора выстрелил, заполнив комнату и маленький дом самым громким звуком, какой он слышал в жизни, сотрясая его тело от пальцев ног до кончиков волос так, что он чуть не свалился от этой дрожи на пол. Но там оказался Флитвуд, повалился лицом вниз к лестничным балясинам, ухватился за них и начал медленно сползать в полной тишине. А Виктор кричал. Молчание и крик, казалось, длились целую вечность, пока в них не вмешался спокойный голос раненого полицейского, спросив: «Чья это кровь?»

Виктор вспоминал все это, его разум прокручивал эту пленку бесконечно много раз. Но когда же в таком случае Флитвуд сказал ему, что не верит, что пистолет настоящий? Должно быть, он повторял эти слова снова и снова, потому что именно они заставили Виктора выстрелить, чтобы доказать, что он не лжет. Но почему тогда Виктор никак не мог вставить слова полицейского в эту запись? Они обязательно должны были быть, иначе все теряло всякий смысл. Может быть, он сейчас чересчур сбит с толку, оглушен этим вновь услышанным голосом и не в состоянии как следует все вспомнить.

Встав с кровати, Дженнер посмотрелся в зеркало, придвинув лицо как можно ближе к его поверхности. Оно было бледным, вытянутым, глаза неестественно блестели, а их цвет был таким темным, словно их специально окунули в чернила. В уголке рта дергалась какая-то мышца. Это называлось хорея, «живая плоть». Он читал о ней статью в «Ридерз дайджест». Зеркало стало ненавистно ему, он снял его и положил на полку возле раковины. Миссис Гриффитс или Норин по понедельникам вешали чистое полотенце, такое тонкое, что ему порой казалось, оно расползется прямо в руках. Оно было слишком большим для того, чтобы вытирать руки, но его катастрофически не хватало после душа. И самым неприятным был его цвет – оно было розовым. Видимо, женщины считали, что оно должно подходить к бледно-розовым нейлоновым простыням. Виктор взял полотенце, кусок мыла с раковины и пошел по коридору в ванную. Поскольку у него оставалось всего две десятипенсовые монеты, ему было жалко их тратить на нагрев воды. Он вымылся быстро, и это не помогло ему расслабиться и успокоиться. Вернувшись в комнату, натянул чистые джинсы, единственную хорошую рубашку и пиджак, оставшийся еще с тех пор, как он жил в Финчли. Темно-зеленый вельвет, в мелкий рубчик. Он заплатил за него громадные по тем временам деньги – двадцать пять фунтов. Выглядел пиджак слегка поношенным и определенно старомодным, но лучшего у Виктора не было.

Он уже не чувствовал себя ни испуганно, ни расстроенно, скорее возбужденно. Причем до такой степени, что пришлось заставить себя весь путь до станции метро «Уэст-Эктон», а это составляло по крайней мере четверть мили, идти спокойно и уверенно, а не бежать сломя голову. Но у окошка кассы его голос звучал хрипло и прерывисто, когда он просил билет до Тейдон-Буа и обратно.

Служащий на заправочной станции рядом с городской площадью объяснил Виктору, где находится Тейдон-Манор-драйв. Было половина четвертого, Дженнер не обедал, не выпил даже чашки кофе. Но голода не ощущал. Мысль о еде вызывала легкую тошноту, поэтому он направился в глубь дубовой аллеи.

Погода была такой же, как и в прошлый раз, когда он был здесь на прошлой неделе: за ливнями следовали прорывы яркого, жаркого, солнечного дня. На обочине дороги все еще стояли лужи. Деревья за прошедшую неделю отцвели, повсюду лежали белые и розовые лепестки. Теперь наступила очередь яблонь и болиголова. Виктор шел по аллее, где всего семь дней назад заметил девушку и человека в инвалидной коляске. Может быть, Флитвуд всегда выезжает на прогулку во второй половине дня? Может, как раз сейчас закрывает дверь дома? Если это так, то Дженнер решил подождать его, хотя мысль о том, чтобы оставаться на месте, была невыносима. Он заставил себя перейти с бега на шаг.