– Да, флюму, – подтвердила Импи. – Нашу флюму. Это как мама у вас. Мы потеряли её в тоннеле, когда спасались от сороколок. Они прилетели и атаковали наш дом – Лагерь-на-Склоне. И теперь флюма пропала.
Нид уронил бусины, которыми жонглировал, и они раскатились во все стороны, отскакивая от стенок шкатулки. Не обращая на него внимания, Импи продолжила:
– Вот только что она летела позади нас, а потом исчезла. Мы думаем, что сороколки, должно быть, поймали её и отняли наш орешек.
Слово «сороколки» она почти прошипела, и Эди осознала, что Импи, должно быть, сильно их ненавидит.
– Вы едите орехи?
– Нет! – ответила Импи с ужасом. – Внутри этого орешка – наш новый брат или сестра. Осталось совсем немного до того, как он вылупится, и флюма несла этот орешек. Теперь его забрали сороколки.
Эди несколько секунд дивилась тому, что маленькие флиты, оказывается, вылупляются из орешков.
– Сороколки постоянно крадут орешки флитов, – продолжила Импи. – Когда они напали на Лагерь-на-Склоне, мы убежали в подземку, чтобы спастись.
– Значит, эта шкатулка – не ваш настоящий дом?
– Нет, – сказала Импи. – Мы нашли убежище в садовом сарае возле конечной станции, а это оказался сад Чарли. Джот сказал нам, что вернётся в тоннели, а потом будет искать нас на станции, а тем временем Чарли отдал нам эту шкатулку, чтобы мы жили в ней, помог нам её обставить и обещал держать всё в тайне. Так что мы оставались в этом укрытии почти пять дней, пока… – в голосе её прозвучали негодующие нотки, – пока мама Чарли не решила выкинуть нас вместе с прочим хламом.
Одна из бусин Нида вылетела из шкатулки и ударила Эди в лоб. Девочке хотелось задать массу других вопросов. Прежде всего, кто такие сороколки? Но она видела, что Импи начинает волноваться, поэтому молчала и смотрела на Импи и оставшихся с нею братьев. Флиты были такими необычными, и всё же кое-что в них было вполне узнаваемым. Они были не насекомыми, а крошечными человечками, которые жили в доме, спали в постелях и носили одежду. Пусть даже их младенцы вылуплялись из орешков. Эди окинула взглядом волшебную сцену, лежащую перед ней.
– А что там? – спросила она, указывая на комнату, полную блестящих предметов: пятипенсовая монета, изогнутая заколка для волос, украшенная стеклянными кристаллами, и сломанный серебряный кулон в форме ящерицы.
– Это комната Нида, – объяснила Импи. – Он любит находить забытые блестящие вещицы. Именно так мы живём – собирая вещи, которые больше никому не нужны.
Нид залез на спичечную коробку и спрыгнул с неё, скрутив сальто с безупречным приземлением в конце.
– Он умеет летать, как мы все, но предпочитает прыгать и бегать.
Эди была заворожена. Она хотела бы всю неделю просидеть на складе, глядя в эту волшебную шкатулку.
Но где-то вдали часы пробили четыре часа. Папа, должно быть, ждал её у себя в кабинете, но она не могла оставить шкатулку здесь – теперь, когда знала, что там, внутри. Точнее кто.
Глава шестая
От Бейкер-стрит до Грин-парка
– Импи, я хочу, чтобы ты познакомилась с моей семьёй. Ну, с моим папой. Он работает здесь.
– А после этого мы сможем отправиться к тебе домой?
– Может быть, – сказала Эди. – Но надо быть осторожными. Кто-нибудь может вас увидеть.
– Взрослые не могут нас видеть, – просто сообщила Импи, потом взлетела и угнездилась за ухом Эди, в переплетённых прядях одной из её тёмно-рыжих кос. – Айвен не мог нас видеть. В том-то и была вся проблема.
– Теперь и я тебя не вижу! – засмеялась Эди.
– Но ты слышишь меня, – выдохнула Импи на ухо девочке. Крошечный порыв воздуха защекотал мочку уха, словно перо пикси.
– Ах! – со смехом произнесла Эди. – А почему Айвен вас не видел?
– Он слишком взрослый. Никто старше тринадцати лет нас не видит.
– Это странно, – пробормотала Эди. – Вы не можете взять и исчезнуть, как только кому-то исполняется тринадцать.
– Так и происходит, – отозвалась Импи. – Но…
Это казалось абсолютно нечестным. Всего через несколько недель настанет двенадцатый день рождения Эди, а значит, ей пойдёт тринадцатый год. А она хотела бы всю свою жизнь видеть флитов!
– Мне нравятся твои волосы, – заметила Импи. Эди чувствовала, как она карабкается вверх-вниз по сплетающимся прядям её косы. – Можно покачаться?
– Ладно, – медленно сказала Эди, потом наклонилась вперёд и наклонила голову так, чтобы одна её коса свободно свисала с головы. Она чувствовала, как Импи цепляется за эту косу, словно за канат.
Когда девочка пошевелила головой, Импи взвизгнула:
– Быстрее, Эди!
Эди мотала косой взад-вперёд, пока у неё не заболела шея, однако внутри у неё всколыхнулось какое-то чувство, которого она не ощущала уже давно.
Импи села прямо, задыхаясь от восторга.
– Наверное, мы хорошо поладим! Ты знаешь, что напоминают мне твои волосы?
Папа всегда говорил Эди, что волосы у неё особенные и блестят, словно медь. Но мальчишки в школе дразнили её «морковной башкой».
– Варенье, – сказала Импи. – Чудесное тёмно-оранжевое варенье, которым Чарли любит намазывать свои тосты.