Живая сталь

Если бы его превосходительство не поторопился шлепнуть изрядно поднаторевшего в русском языке майора Суареса, он узнал бы гораздо больше, поскольку это имя часто упоминалось русскими танкистами – упоминалось всуе, в основном, в риторических вопросах типа: «А эту гайку кто закручивать будет – Пушкин?» Сеньор Алонзо этих вопросов не слышал, но полное совпадение имени классика русской литературы с именем прибывшего в Каракас российского туриста показалось ему явлением неоднозначным. С одной стороны, оно могло быть случайным, а с другой, сильно смахивало на обыкновенную, хотя и не особенно умную, браваду: вот он, я, любуйтесь! Возьмите меня голыми руками, если сумеете!

Впрочем, бравада редко бывает умной, и последнее, что стал бы делать сам генерал Моралес, будучи посланным в чужую страну с тайной миссией, это бравировать и выставлять себя напоказ. Причина многих поражений кроется в недооценке противника; сеньор Алонзо не горел желанием наступить на эти грабли и заочно относился к своему противнику как к человеку умному и осторожному. Следовательно, совпадение имен было вот именно и только совпадением, что, впрочем, не исключало возможности, что этот человек окажется именно тем, кого поджидал сеньор Алонзо.

Слежку было решено продолжить. Поначалу турист со звучным именем вел себя вполне пристойно: поселившись в отеле, принял душ, пообедал в гостиничном ресторане, искупался в море и немного побродил по городу, осматривая достопримечательности. Потом он вдруг отколол неожиданное коленце, сильно удивившее сеньора Алонзо и заставившее его насторожиться: взял и ни с того, ни с сего нанес визит в столичное бюро «Ассошиэйтед Пресс» – это гнездо шпионажа, клеветы и империалистической пропаганды, с которым генерал твердо намеревался когда-нибудь покончить раз и навсегда.

Пробыл он там недолго, от силы минут десять, но после этого постоянно ведущееся наблюдение за бюро и, в частности, его начальником Джонатаном Дикенсоном пришлось усилить. Не то чтобы сеньор Алонзо не доверял своему российскому партнеру или, тем более, господину Вейсману, который подыскал нужного специалиста; более того, он вовсе не был уверен, что русский турист со звучной фамилией – именно тот, кого завербовал Ицхак Соломонович. Но поведение этого приезжего в любом случае вызывало вопросы.

Дикенсон работал на ЦРУ, это следовало принять как аксиому. Если приезжий – обычный механик-водитель без камня за пазухой, почему он сразу не связался с сеньором Алонзо, как было условлено? Хорошо, допустим, он решил сначала насладиться пребыванием в таком экзотическом месте, как Каракас, морем, пальмами и всем прочим. Но на кой дьявол простому танкисту понадобилось бюро «Ассошиэйтед Пресс»?

Если, как предполагал генерал Моралес, этот русский являлся не только водителем танка, но по совместительству еще и шпионом, зачем ему Дикенсон и ЦРУ? Ведь эта история явно не относится к разряду тех, которыми России стоило бы гордиться, которые ее руководству хотелось бы обнародовать. Такие дела решаются тихо, за закрытыми дверями, их принято тщательно скрывать от резидентов иностранных разведок и, тем более, от прессы, которая хуже любой шпионской сети. Какое может быть сотрудничество с ЦРУ, когда речь идет о размещении прямо под боком у США, в не особо дружественной по отношению к этой сверхдержаве Венесуэле, современного танкового завода?

А если этот русский не имеет никакого отношения к Ицхаку Вейсману, он вдвойне любопытный тип. Потому что в бюро «Ассошиэйтед Пресс» невозможно зайти, ошибившись дверью, и на свободного фотокорреспондента, живущего продажей разным изданиям сделанных из засады снимков, этот человек не похож – по крайней мере, во время таможенного досмотра камеры при нем не было. Так кто он, черт побери, такой?

Ответ представлялся очевидным: кто угодно, но только не простой турист, за которого пытается сойти.

Генерал Моралес все еще ломал голову, пытаясь понять, не является ли предмет его раздумий подсадной уткой, посланной русскими спецслужбами в Каракас исключительно затем, чтобы отвлечь на себя внимание и дать кому-то другому шанс незамеченным подобраться к заводу, когда от группы наружного наблюдения поступило новое сообщение.

Смысл сообщения был прост и сводился всего к двум словам: русский исчез.